Читать книгу "Военные мемуары. Том 3. Спасение. 1944-1946 - Шарль де Голль"

Освобождение страны шло очень быстро. Через шесть недель после прорыва фронта в районе Авранша и высадки на юге союзники вместе с французами подошли к Анверу, проникли в Лотарингию и дошли до Вогезов. К концу сентября, за исключением Эльзаса и подступов к нему, а также альпийских перевалов и опорных пунктов на Атлантическом побережье, вся территория Франции была освобождена от захватчиков. Немецкая армия, сломленная механизированными частями союзников, подвергаясь регулярным ударам французского Сопротивления, была изгнана с нашей земли за более короткий срок, чем в свое время смогла ее захватить. Отступление вермахта остановилось только на границе Рейха, там, где вооруженное восстание французского народа уже не угрожало его тылам. Как будто отлив, внезапно отхлынув, открыл от края до края измученное тело Франции.

Перед властями встала одновременно множество неотложных проблем, связанных с ситуацией в стране, поднимающейся из пропасти. Проблемы эти требовали незамедлительного решения, причем в то время, когда сделать это было крайне трудно.

Прежде всего, потому, что для нормального осуществления своих функций центральная власть должна была получать информацию, рассылать приказы и контролировать их исполнение. Однако в течение многих недель столица была лишена возможности поддерживать регулярную связь с провинциями. Телеграфные и телефонные линии были перерезаны во многих местах, радиостанции уничтожены. На аэродромах, изуродованных воронками, почти не осталось французских самолетов связи. Железные дороги также были практически заблокированы — из 12 000 локомотивов у нас осталось 2 800. Ни один парижский поезд не мог доехать до Лиона, Марселя, Тулузы, Бордо, Нанта, Лилля или Нанси; ни один не мог пересечь Луару между Невером и Атлантическим побережьем, Сену — между Мантом и Ла-Маншем, или Рону — между Лионом и Средиземным морем. На автодорогах были взорваны 3 000 мостов, из 3 миллионов автомобилей осталось всего около 300 000 на ходу, а недостаток горючего превращал любую поездку в самую настоящую авантюру. Было ясно, что потребуется по меньшей мере два месяца для установления регулярного обмена приказами и отчетами, без чего власть может действовать лишь спорадически.

В то же время остановка транспорта делала невозможным нормальное снабжение. К тому же, имеющиеся склады продовольствия, сырья, горючего, готовой продукции оказались совершенно пустыми. Конечно, по «шестимесячному плану действий», составленному в соответствии с договором между нашей администрацией в Алжире и Вашингтоном, предусматривались поставки первой партии импортных товаров из США. Но как можно было его получить и реализовать при полной непригодности наших портов? В то время, как Дюнкерк, Брест, Лорьян, Сен-Назер, Ла-Рошель, а также подступы к Бордо оставались в руках врага, порты Кале, Булонь, Дьеп, Руан, Гавр, Шербур, Нант, Марсель и Тулон, разрушенные бомбардировками американской и британской авиации и практически полностью уничтоженные отступающими немецкими гарнизонами, представляли собой причалы в руинах, разрушенные доки, забитые шлюзы.

Правда, следует отметить, что союзники срочно поставляли нам оборудование для восстановления автомагистралей и железных дорог на стратегически важных направлениях: Руан — Лилль — Брюссель и Марсель — Лион — Нанси; они без задержек помогали Франции в восстановлении аэродромов на севере и юге страны и вокруг Парижа и планировали вскоре проложить нефтепровод от Котантена до Лотарингии. Уже располагая искусственными гаванями в Арроманше и Сен-Лоран-сюр-Мер, союзники спешно овладели Брестом и начали очищать от врага Шербур, Гавр и Марсель, чтобы крупнотоннажные суда могли разгружаться на нашем побережье. Но все грузы, перевозимые поездами и грузовиками, самолетами и кораблями, предназначены были в основном для боевых частей. Мы даже удовлетворили настойчивую просьбу военного командования союзников, передав армии часть угля, выданного на-гора и хранящегося на шахтах, а также разрешили пользоваться некоторыми нашими действующими заводами и предоставили значительную часть оставшейся у нас рабочей силы. Таким образом, как и можно было предполагать, поначалу освобождение не принесло разъединенной и полностью опустошенной стране никакого материального благополучия.

Но по меньшей мере оно сразу принесло моральное облегчение. Наконец произошло это почти сверхъестественное событие, о котором столько мечтали! Тотчас же из сознания людей исчезли запреты, довлевшие над ними в течение четырех лет оккупации. И что же? Можно каждый день громко разговаривать, встречаться с кем тебе угодно, ходить где захочется! В восхищенном изумлении каждый француз видел перед собой перспективы, о которых раньше он не осмеливался даже думать. Как выздоравливающий забывает о перенесенном кризисе и считает, что здоровье вновь вернулось к нему, так и французский народ, наслаждаясь радостью свободы, начал думать, что все испытания уже позади. Подобные настроения сразу же приводили людей в состояние эйфории, что содействовало установлению порядка и покоя. Но одновременно многие французы поддались бесчисленным иллюзиям, что скорее всего должно было вызвать впоследствии определенные проблемы.

Так, люди нередко путали освобождение с окончанием войны. Грядущие бои и, следовательно, потери и различные ограничения, которые придется пережить до полной победы над врагом, рассматривались как необязательные и оттого еще более тягостные. Не осознавая весь масштаб разрушений, страшную нехватку всего необходимого и тяжкое бремя дальнейшего ведения военных действий, многие считали, что вскоре в полном объеме наладится производство, что снабжение быстро улучшится, вновь восстановится комфортабельная довоенная жизнь. Союзники виделись персонажами лубочных картинок, обладателями нескончаемых ресурсов, которыми они готовы были поделиться с Францией, ради любви к которой они содействовали ее освобождению, а теперь хотели восстановить ее могущество у себя под боком. Что же до де Голля, персонажа некоторым образом сказочного, олицетворяющего в их глазах чудесное освобождение, то он сам по себе был способен совершить все те чудеса, которых от него ждали.

Я же, посетив в конце этого драматического лета несчастный и убогий Париж, не мог поддерживать это заблуждение. Я не мог позволить себе предаваться радужным иллюзиям при виде скудных продовольственных пайков, людей в изношенной одежде, живущих на грани голода, при виде холодных очагов, отсутствия электричества, пустых лавок, остановившихся заводов, мертвых вокзалов и слыша жалобы отчаявшихся людей, требования со стороны различных групп и пустые обещания политиков-демагогов. Но я был совершенно уверен, что при доверии со стороны народа мы сможем выполнить железное правило, которому следуют все государства: ничто не дается просто так, за восстановление довоенного положения придется расплачиваться. Я понимал, на какие жертвы придется пойти, чтобы вырвать причитающуюся нам часть победы, и только вслед за этим последует первый робкий подъем. К тому же, я знал, что у меня нет волшебной палочки, с помощью которой нация достигнет своей цели немедленно и безболезненно. Зато Франция открыла мне кредит доверия, и я дал слово воспользоваться им на сто процентов, чтобы привести страну к спасению. Прежде всего, необходимо было установить власть, для чего я должен был объединить вокруг себя все регионы и все категории людей; выковать единую армию из колониальных частей и внутренних сил[1]; сделать так, чтобы страна вернулась к нормальной жизни и труду, избегая потрясений, могущих привести ее к новым бедам. Строить систему власти нужно по вертикали — сверху вниз, чтобы заставить правительство работать. Большинство «комиссаров» из Алжира, которые были со мной со времен «Свободной Франции» или позже присоединились в Северной Африке, останутся министрами в Париже. Но я понимал, что должен призвать и других деятелей, работавших в рядах Сопротивления на территории Франции. Тем не менее, будущее правительство не могло быть сформировано немедленно, поскольку действующие министры прибывали из столицы Алжира по очереди. Четверо из них — Дьетельм[2], Жакино[3], д'Астье и Филип — отправились инспектировать войска 1-й армии и южные департаменты страны. Массигли отбыл в Лондон в момент освобождения Парижа, чтобы облегчить наши связи с внешним миром. Плевен смог присоединиться ко мне. Однако остальные вынуждены были отложить свой приезд в столицу. Из тех людей, которых я выбрал в метрополии, многие только что перешли на легальное положение и не могли немедленно бросить все дела и прибыть в Париж. Только лишь 9 сентября, то есть через две недели после моего размещения на улице Сен-Доминик, новый состав правительства был окончательно сформирован.