Читать книгу "Книга Фурмана. История одного присутствия. Часть 4. Демон и лабиринт - Александр Фурман"

– Нет… Так, есть! Мое чутье и на этот раз меня не подвело! Пересчитай-ка, сколько у нас всего получается вместе с твоими?

Надо же, Морозов ухитрился наскрести по карманам почти рубль двадцать мелочью. С полтинником, который оставался у Фурмана, можно было бы даже в пельменную сходить, наверное…

– Саня! – с легкой укоризной сказал Морозов. – Пожалуйста, не волнуйся и ни о чем таком не думай – все будет хорошо, я все беру на себя. Сейчас мы с тобой сходим вон в тот гастроном, купим там все, что надо, а потом поищем какое-нибудь тихое местечко и прекрасно проведем время.

– Какой еще гастроном, зачем?! – возмутился Фурман. Но на серьезное сопротивление сил у него не было, и он просто остался на площади.

Небо между тем расчистилось, и весеннее солнышко вдруг стало припекать по-летнему. Поколебавшись, Фурман даже снял куртку.

Минут через десять Морозов вышел из гастронома с большим бумажным пакетом под мышкой. Вручив его Фурману, он купил в соседних ларьках несколько газет и пачку сигарет. На вопрос, куда ему столько газет, Морозов спокойно объяснил, что в случае чего их можно будет подстелить под себя, чтобы не сидеть на грязной скамейке или на холодной земле, или использовать как скатерть. Да и просто почитать, в конце концов, – мы же должны быть в курсе, что сегодня происходит в мире. Вот, к примеру, знаешь ли ты о том, что в Японии… Фурмана в который уже раз удивила практичная предусмотрительность Морозова. Даже трудно поверить, в каком жалком состоянии этот человек находился еще вчера.

Найти подходящее место для «пикника» оказалось непросто. Побродив по ближайшей округе, они решили пройти немного вдоль железнодорожных путей в сторону Москвы. Было очень тихо, поезда не ходили, людей тоже не было видно. А почему бы не расположиться прямо на откосе, на этой свежей молодой травке?

Расстелив газеты, Морозов выложил из пакета на «скатерть» батон белого хлеба, вареную колбасу, нарезанную толстыми кривыми ломтями (да, а что ты хотел – это же Калуга, а не «Елисеевский»), две бутылки лимонада «Буратино», пару развесных соленых огурцов – что очень обрадовало Фурмана, и горстку дешевых конфет. «Это все тебе, – Морозов показал на огурцы. – Я ведь помню, что ты большой любитель таких вещей. Хлеб придется ломать руками, если, конечно, ты не против». – «А если я против, тогда что?» – ехидно поинтересовался Фурман. Но Морозова сегодня было не пронять: «Ну, тогда нам придется что-нибудь придумать, чтобы решить эту проблему». Неподатливые металлические пробки он с трудом сковырнул одним из ключей со своей связки.

На свежем воздухе у обоих вдруг пробудился какой-то чудовищный аппетит – они даже разговаривать перестали, уплетая хлеб с колбасой. А ведь казалось бы, не так давно позавтракали…

Крошки со скатерти Морозов стряхнул «местным муравьишкам», а крупный мусор аккуратно собрал обратно в пакет.

До окончания перерыва оставалось еще два часа. Вполне можно было часок подремать на природе. «Что ж, погреем старые косточки на солнышке, как любит говорить моя бабушка», – с кряхтением заметил Морозов, раскладывая поверх газеты куртку и пристраиваясь на бочок.

Солнце светило Фурману прямо в глаза. Он привычно накрыл переносицу согнутым локтем, и в коричневой темноте под веками запульсировали и завертелись разноцветные круги с острыми лучиками… Тишина оказалась наполнена регулярными безответными сообщениями нескольких птиц; дальними, с эхом, звуками каких-то мелких строительных работ; наивно-настырным жужжанием недавно проснувшейся мухи… Жарко.

«Не спишь?» – осторожно спросил Морозов и предложил обсудить какую-то тему.

Через минуту он решил, что можно немного позагорать: снял рубашку, лег на спину и, подставив солнцу пузо, деловито продолжил беседу.

Фурман решился только расстегнуть до конца рубашку, под которой у него была еще и майка.

Вслушиваясь краем уха в затухающее морозовское бормотание, он вдруг испытал странное ощущение, что они находятся под невидимым прозрачным куполом, который в какой-то момент бесшумно опустился на них, отделив от всего остального мира, и само это желтое, сладкое, загустевшее, словно мед, необыкновенно счастливое время течет по-другому, с неуловимым для них роковым замедлением, как будто они живыми оказались в огромном прозрачном куске янтаря…

Несколько дней спустя Фурман предложил Морозову обсудить один довольно необычный тип психологических состояний, с которыми они оба, насколько ему известно, сталкивались в детстве, да и позднее – можно даже сказать, на протяжении всей своей жизни. И Фурман весьма красочно, со знанием дела и захватывающими интимными подробностями описал состояние «бегства». «Хорошо, допустим, я понимаю, какие состояния ты имеешь в виду, – аккуратно ответил Морозов. – Но хотелось бы знать, к чему ты клонишь». – «Да нет, я вовсе не собираюсь никого ни в чем обвинять! – если ты это имеешь в виду. Просто для меня самого эти случаи были достаточно мучительными, и мне давно уже хотелось разобраться, почему возникают такие, в общем-то, разрушительные состояния, чем они вызываются, каков механизм их действия, можно ли их как-то избежать и так далее. Но, естественно, тут сыграло роль и то, что совсем недавно происходило с тобой во время нашей поездки в Калугу». – «Понятно. А расскажи-ка, кстати, как тебе все это виделось со стороны?..»

В этом восхитительно нелегком разговоре у них родились сразу две многообещающие идеи: теория Великого Отказа, раскрывавшая экзистенциальную природу «побегов», и теория Вечных Мгновений – тех состояний очевидного абсолютного счастья и «останов ленного времени», которые в памяти каждого человека, как предполагалось, могли служить глубинной опорой оправдания жизни.

5

На весенний Большой слет КСП собрались ехать и Наппу, и троица московских челябинцев, и Минаев с Асей, и Морозов – всего в список вошли тринадцать человек. Но на этот раз всем пришлось самим позаботиться о своем походном снаряжении: у Машки, как неохотно объяснила Фурману приближенная к ее тайнам Друскина, развивался сложный и запутанный роман с кем-то из каэспэшного «начальства», и ждать, что она, как обычно, возьмет все на себя, сейчас не следовало. Достаточно и того, что она обеспечила им всем саму возможность поехать на слет, пусть даже в статусе «хвостов» – реально это почти ничего не значило, а без нее вообще все оказалось бы под вопросом. В результате о том, кто и что берет с собой из продуктов и снаряжения, договаривались просто по телефону и в самых общих чертах: мол, в любом случае за два дня никто с голоду не умрет.

Полгода назад Фурман стал обладателем двухместной палатки и брезентового ватного спальника на пуговицах. Собираясь в их первую поездку на Большой слет, он взял палатку и этот тяжелый, неудобный и, судя по всему, немало испытавший на своем веку спальный мешок в пункте проката рядом с домом. На тот момент обращаться с палаткой ни он, ни остальные не умели, и на слете ему приходилось просить о помощи чужих людей. При торопливом сворачивании лагеря кто-то из соседей случайно (а может, и нарочно) подменил его уже сложенную палатку на другую. Когда он пришел сдавать взятые напрокат вещи, обнаружилось, что на палатке нет соответствующего клейма, зато есть дырки в полу и заплатки на крыше. Принимать ее обратно категорически отказались.