Читать книгу "Бенефис мартовской кошки - Дарья Донцова"

Я попыталась собрать расползающиеся мысли.

– Что же случилось?

– Обычное дело, – вздохнула Вера, – выпила, заснула, окурокна одеяло попал. Тлело, тлело и загорелось.

– Она жива?

– Вроде пока да, только надолго ли? Обгорела сильно.

– А квартира?

– Выгорела вся, даже соседи пострадали.

– Вместе с обоями?

Вера удивленно посмотрела на меня:

– Что вы имеете в виду?

– Ну, жилплощадь пропала совсем? Обои целы?

– Нет, конечно, они же бумажные, а почему вас вдруг обоизаинтересовали?

– Да так, – понимая, что сморозила глупость, забубнила я, –просто спросила, из любопытства, вдруг, думаю, хоть что-нибудь целым осталось!

Но Вера уже отошла от меня к другой женщине, нервновыкрикивающей:

– А нам кто ремонт оплатит? Нам как быть?

Поколебавшись минутку, я вошла в подъезд и поднялась нанужный этаж. Вдруг телефон у Сани стоял в коридоре и огонь до него не добрался?Ну бывают же в жизни чудеса, отчего же одному не приключиться сегодня?

То, что я надеялась зря, стало понятно при беглом взгляде начерные головешки, видневшиеся в проеме. Двери не было, прихожая квартиры Санипревратилась в пепелище. Нине Водопьяновой повезло. Вход в ее жилище выгляделнетронутым, зато квартира, находящаяся слева от пожарища, тоже пострадала. Понепонятному стечению обстоятельств пламя кинулось в ту сторону. Может, виноватветер?

Молча посмотрев на жуткие, черные стены, я спустилась вниз испросила у девушки с собакой:

– Когда загорелось?

– Кто ж знает, – охотно ответила собачница, – пожарные околотрех часов дня приехали.

– Саня спит днем?

– Ей все равно, утро, ночь… Выпьет – и готово. Хорошо, чтосреди дня полыхнуло, а то бы и квартиранты погибли. А так никого, кромехозяйки, не оказалось дома, чеченцы на рынок утопали, то-то мужикам вечеромсюрприз будет. Впрочем, так им и надо, нечего было дома в Москве взрывать.

Меня, как, впрочем, и другие поколения советских людей,воспитывали в духе интернационализма. То, что Женя Конторер, у которой мы частенькособирались вечерами, еврейка, я узнала совершенно случайно. Ее бабушка ЮдифьСоломоновна изумительно готовила, страшно вкусно, но необычно. Мне нравилосьвсе: курица, запеченная в меду, рыба, фаршированная орехами, и странноватое,пресное бело-коричневое печенье со смешным названием маца. Даже плотно пообедавдома, я никогда не упускала возможности подкрепиться у Женьки. Однажды, придя вполный восторг от селедки в соусе из… сгущенного молока (на первый взгляднемыслимое сочетание, но на первый же укус – восхитительное лакомство), яприбежала домой и с детским максимализмом заявила своей бабушке:

– Отчего ты не готовишь так, как Юдифь Соломоновна? Борщ игречневая каша с котлетами хорошо, но у Женьки дома все намного вкусней!

Фася спокойно ответила:

– К сожалению, я не знаю еврейскую кухню.

– Какую? – удивилась я.

– Юдифь Соломоновна еврейка, – пояснила бабуля, – онаготовит национальные блюда.

Я безумно удивилась:

– Еврейка? Это кто такая?

Фася отложила газету:

– Ты слышала, что бывают таджики, узбеки, грузины?

Мне было восемь лет, и в школе мы еще не проходили географиюСССР.

– Нет, – мотнула я головой.

Бабуся улыбнулась:

– Человека, у которого мы на рынке покупаем курагу, помнишь?

Перед глазами мигом предстал вечно улыбающийся Рашид,черноглазый, темноволосый, приветливо приговаривающий: «Кушай, кушай, курагасладкая, словно мед, во рту тает, приходи еще».

– Да, – кивнула я, – помню.

– Рашид узбек, – принялась растолковывать мне бабушка, – аЮдифь Соломоновна еврейка.

– А ты кто?

Бабуля усмехнулась:

– Сложный вопрос. По паспорту русская. Но мой отец былгрузин, а мать наполовину полька, наполовину казачка.

У меня голова пошла кругом, в мое детство на восьмилетнихдетей не обрушивалась ежедневная лавина информации, и мы, наверное,соответствовали нынешним четырехлеткам…

– Какая между ними разница? – пробормотала я. – Междуузбеками, евреями, грузинами и русскими?

– А никакой, – спокойно ответила бабуся, – просто наша огромнаястрана делится на республики. Одни живут в Таджикистане, и их зовут таджиками.Там у людей много солнца, поэтому у них смуглая кожа и темные глаза. На Украинеукраинцы, в Белоруссии белорусы… поняла?

– Ага, – кивнула я, – в Ленинграде ленинградцы.

Бабушка покачала головой:

– Нет. Ленинград город, и в нем могут проживать люди самыхразных национальностей, как в Москве. Возьми, к примеру, твой класс. ЖораАсатрян армянин, Женя еврейка, ты русская…

– Ну и что? – пытались разобраться в сложном вопросе моидетские мозги.

Фася вытащила папиросы, чиркнула спичкой и подвела итогразговору:

– Не забивай себе голову ерундой! Киргизы, молдаване,грузины, армяне, евреи – мы все одна семья, советский народ, национальность вСССР не играет никакой роли.

Так я и росла с сознанием того, что являюсь не русской, асоветской девочкой. Вера в идиллическое объединение наций не была поколебленадаже после того, как Женька Конторер в десятом классе неожиданно стала…Евгенией Табуреткиной. Я долго издевалась над подругой:

– Табуреткина! Скончаться можно!

– Это мамина фамилия, – отбивалась Женя со слезами наглазах.

– Ой, не могу, табуретка ты!

– Ага, – закричала с обидой подруга, – тебе хорошо, никакихпроблем, Дашка Васильева, а мне как в институт поступать? Конторер живо срежут,а Табуреткина без сучка и задоринки проскочит.

И она мигом объяснила мне, с какими трудностями сталкиваетсяна жизненном пути еврейка. Но моя вера в дружбу наций даже не покачнулась. Да икак могло быть иначе? «Мой адрес не дом и не улица, мой адрес Советский Союз»,– неслось из радио – и телеприемников.