Читать книгу "Полночь в Малабар-хаусе - Вазим Хан"

Одежда старика была вся в грязи и воняла. А еще от него несло спиртным.

– Что вы хотели мне сказать? – спросила Персис.

Но старик только опустил глаза на свои босые ноги.

– Не бойтесь. Что вы имели в виду? Что – ложь?

Молчание.

Она повернулась к Шергиллу.

– Кто это?

– Его зовут Мангал. И я уже сказал вам: он пьян.

Но Персис была уверена, что дело не только в этом. Этот человек жил в страхе. Появление Персис на мгновение разорвало эти оковы, а теперь он снова вернулся к безопасному безмолвию.

Когда Кулрадж Сингх вывел свой «бьюик» из деревни, Персис оглянулась, надеясь увидеть старика. Однако он уже успел куда-то испариться.

– Я хочу увидеть дом наваба.

– Не на что там смотреть, мадам, – ответил Кулрадж. – К тому же скоро стемнеет.

– Может, нам лучше вернуться? – задумчиво произнес Блэкфинч.

– Возвращайся, если хочешь. Я пойду пешком.

Блэкфинч уставился на нее, но ничего не сказал.

Через десять минут они проехали сквозь фруктовый сад со сладко пахнущими манговыми деревьями. В дальнем конце сада, на пологом возвышении, виднелись обугленные и почерневшие остатки бунгало наваба.

Персис и Блэкфинч вышли из машины и поднялись на небольшой склон. Сгущались сумерки, и солнце освещало верхушки деревьев. На остатках стен и грудах обугленных кирпичей расположилась стая ворон. Персис и Блэкфинч обошли всю развалившуюся постройку, однако смотреть было и вправду не на что.

Тем не менее что-то в этом месте – а может, его духе? – отозвалось в сердце Персис. Она не сомневалась, что здесь произошло страшное зверство и воспоминания о нем впитались в землю. Мужчины, женщины, дети были убиты – и все во имя патриотизма.

Или причиной было нечто другое? Например, простая человеческая жадность? Персис вспомнила анонимное сообщение, которое привело Хэрриота сюда. Этот неизвестный, помнится, предположил, что мотивом для убийства наваба было ограбление.

С высоты их наблюдательного пункта было отлично видно землю, простирающуюся до ограждения с колючей проволокой, которое обозначало границу с Пакистаном. Сама земля здесь была зеркалом, отражающим произвольный характер разделения.

– Наваб, и правда, был таким уж жестким человеком? – спросила Персис у Кулраджа.

– Я не из Джаланпера, мадам, – ответил тот. – Но у меня там есть друзья. До пожара я не слыхал ничего о навабе. Он был не лучше и не хуже предыдущих землевладельцев. Однако то, что он был за Пакистан, – это, безусловно, правда и многим это было не по душе, – добавил он и покачал головой. – Владения наваба и его семьи процветали. За многие столетия тут скопилось огромное богатство. Говорят, что у наваба дома была сокровищница с разными драгоценностями, он был известен тем, что понимал в них толк. Заказывал он их, разумеется, не у местных мастеров – ему бы это даже в голову не пришло.

Персис почувствовала себя так, словно только что разорвала огромную паутину и ее остатки сейчас повисли у нее на щеках.

– Драгоценности?

– Да. У наваба была к ним страсть.

Мысли Персис начали сплетаться в одно целое. Она повернулась к Блэкфинчу.

– Я хочу остаться в Джаланпере на ночь.

– Не думаю, что это хорошая идея. Нас тут встретили не слишком приветливо.

– Мне нужно поговорить с этим Мангалом и заодно взглянуть на участок Бакши. Не просто же так Хэрриот сделал эту пометку.

– Может, этот Мангал и вправду всего лишь пьяница?

– Тем не менее ему явно было что рассказать. И возможно, он не один такой. Здесь что-то случилось, и это что-то от нас скрывают.

– Так ты думаешь, что пожар случился не сам собой?

– Думаю.

– И что сэр Джеймс приезжал сюда, чтобы узнать правду?

– Да.

– И, по-твоему, именно это и привело к его смерти?

Персис замялась. От Джаланпера до Лабурнум-хауса – не ближний свет.

– Не знаю.

24

Найяр был изумлен, когда они вернулись в деревню. Персис объяснила, что они хотят остаться здесь на ночь и ожидают, что патвари примет соответствующие меры.

– Но тут нет гостиницы! – начал было протестовать Найяр.

– Это не моя забота.

В конце концов он привел их к одноэтажному дому на самом краю деревни, возле пшеничного поля. После Раздела этот дом стоял заброшенным, всех прежних жильцов убили мусульмане.

– Можете переночевать здесь, – сказал Найяр и, поколебавшись, добавил: – Если хотите есть, можете поужинать со мной.

Они поели во внутреннем дворе, под покрывалом из звезд. Наступила темнота – и с ней пришли новые зрелища и звуки. Густой запах дыма от керосиновых ламп смешивался с запахом еды. Вскоре вокруг зажужжали и защелкали насекомые. Еду – простые овощи и лепешки-роти из пшеницы – готовила молчаливая жена патвари, явно обеспокоенная тем, что к ней в дом заявились незваные гости. Слухи распространялись быстро, поэтому неподалеку то и дело останавливались случайные прохожие.

«Вот и хорошо, – подумала Персис. Значит, скоро вся деревня – в том числе и загадочный Мангал – узнает, что они вернулись».

– Чего вы хотите добиться? – внезапно спросил Найяр, который на протяжении всей трапезы хранил угрюмое молчание. Персис подозревала, что он предложил им поужинать в его доме, только чтобы не упускать их из виду.

– История – суровый судья, – сказала она, обдумав предварительно свой ответ. – Строить нацию на костях мертвецов – нелегкая задача. И единственный способ это сделать – отбросить ложь и принять то, что случилось.

– И что же, по-вашему, случилось?

– Мы все знаем что. Вот только людям скармливают очередную сказку. День за днем мы переписываем прошлое.

– А что, по-вашему, делается в Пакистане?

– Я не из пакистанской полиции, – отозвалась Персис.

– Неру твердит об Индии, где индусы, мусульмане и сикхи будут равны. И он велит нам защищать мусульман. Но зачем нам защищать предателей?

– Вас предала история, Найяр. И, чтобы залечить эти раны, мы должны быть выше ненависти. Разве не этому учил Ганди?

– Ганди был слишком мягок, – выплюнул патвари. – Из-за его слабости и родилась такая мерзость, как Пакистан.

Персис была поражена. Редко кто осмеливался открыто критиковать махатму, хотя она и знала, что такие люди существуют. Именно поэтому великий человек и погиб от руки одного из единоверцев.

– Вы брамин, не так ли? – спросила она.

– Так и есть, – гордо ответил Найяр.

– Тогда вы должны верить, что всякое убийство – пятно на вашей душе. Это касается всех существ от мала до велика. Вы это зовете ахимсой.

– Война против тех, кто угрожает нашему образу жизни, – это справедливая война. Дхарма-юддха. Об этом подробно говорится в «Махабхарате».

– Но разве те, кто погиб во время беспорядков, были вражескими солдатами? Все это были мирные жители, такие, как вы. Мужчины,