Читать книгу "Не жизнь, а сказка - Алена Долецкая"

Начало 80-х навалилось новым статусом: закончен филфак, аспирантура, защищена кандидатская, меня пригласили остаться преподавателем на родной кафедре. Любимая униформа — джинсы с мужской рубашкой — увы, не соответствовали.

Но, когда мы подружились с Валерой Плотниковым, тогда первым глянцевым фотографом, стройным голубоглазым красавцем из Питера, я не удержалась и согласилась ему позировать. Он снимал наших кинозвёзд для обложек главного тогда журнала о кино «Советский экран». А от его фото Высоцкого и Влади оторваться было невозможно. Ну как тут устоишь? На съёмки я пришла в привезённых папой из Англии джинсах Pepe и в белой рубашке. Застыть перед камерой я не могла, постоянно елозила на его стульях и моргала, доводя его чуть ли не до истерики. Через пару дней он показал мне снимки со словами: «А ты ничего. Вполне себе звезда».

Как следует позвездить мне приспичило на семидесятилетии отца — ведь «будут все», музыканты, актёры, писатели, журналисты. И очень хотелось быть не как все. И тогда я выпросила у своего приятеля старинный английский чёрный смокинг, надела его с сапогами на высоченных каблуках и — пошла. Эффект произвела ошеломительный. Все-то ждали фифу в платьице. И с этого смокинга у меня проснулась любовь к винтажным вещам, которая не проходит до сих пор.

Николас Оппенгеймер, Борис Асоян, Алёна Долецкая, 1992 г.

В конце 1987 года назрела поездка в Лондон: меня там ждал жених. Дублёнкой или шубой его не удивишь, и я решила в очередной раз выпендриться. Придумала и заказала портнихе пальто из чёрно-серого твида (Англия ведь родина слонов и твида, если кто забыл). Петли и все швы отделаны тонкой перчаточной кожей цвета горького шоколада, рукава реглан, манжеты оторочены огненно-рыжей лисой. Портниху я замучила до полусмерти, но оно того стоило. Мужу портнихи, скорняку, тоже досталось. Я умолила его выкроить мне варежки из того же лисьего меха, но мех только сверху, а на ладошках — та же перчаточная кожа. А ещё он сплёл мне кожаную верёвочку, чтобы как в детстве — эти невероятные варежки не терялись. Вместо зимней шапки — бандана из той же лисы, подбитая шерстяным крепом. Смотрю на недавние показы Prada и Moncler и понимаю, что пальто было весьма провидческим. Не помню, как отреагировал на мой «прикид» жених, но выходить за него замуж я раздумала.

В начале 90-х я вышла замуж за дипломата, и жизнь пошла под знаком «положение обязывает». Статус жены посла, официальные приёмы, встречи с представителями крупного африканского бизнеса, с учёными и издателями, заставили плавно перейти к образу леди. Собрала волосы на затылке, открыла лоб, стала носить летящие, почти прозрачные сарафаны, платья без бретелей и с открытой спиной. Как мне тогда нравился этот look!

А потом я приняла предложение о работе на крупную алмазную корпорацию «Де Бирс». Появились возможности, о которых недавно я не смела мечтать, и я предалась шопингу. Первая командировка в Лондон, и главное открытие — лондонский универмаг Harvey Nichols. За полчаса я с удовольствием угрохала свою тогдашнюю месячную зарплату на чёрный невесомый пуховик Donna Karan с красным подбоем, большим воротником-капюшоном и без единой пуговицы. На третьем этаже магазина лоб в лоб столкнулись с бывшей однокурсницей, которая с изумлением произнесла: «Долецкая, тебя вообще не узнать. Ты такая стала…» Эту фразу я потом буду слышать многократно и каждый раз буду удивляться — я ведь такая же, как была.

Что там дальше?

Алёна Долецкая, 2007 г.

Лет через шесть, в конце 90-х, отправилась на интервью с журналистом The Sunday Times по случаю запуска Vogue в России. Выбор «в чём идти» был непрост: то ли белый пиджак Cacharel с широченными брюками Miu Miu или строгий тёмно-синий брючный костюм Zara. Остановилась на костюме. Помню взгляд оценивающий журналистки, к которой я пришла на интервью. На страницах престижного лондонского издания этот тёмно-синий костюмчик был упомянут в первых строках с такой английской сухостью, что до меня дошло — «уппс, похоже, Сарочка дала маху».

«Не то надела, не то взяла с собой, не то уложила в чемодан» — это меня нагонит ещё не раз. Хотела поддержать русских дизайнеров и в статусе главреда Vogue заявилась на ужин владельца издательского дома в красном парчовом полупальто от Чапурина, ворот и рукава которого были отделаны длинной рафией, типа соломы, получила брошенные в спину шёпотом «Oh, these Russians» и десять пар поднятых бровей. Ну и что? Час эпатажа, зато сказала, что хотела.

Поначалу в показах мод меня очень озадачил такой парадокс: подиумы горели всеми цветами радуги, а первый ряд с главными всего главного был окрашен исключительно в чёрный цвет. Да и второй и третий ряд не отставал. Что это было — униформа? Заявка на принадлежность к касте? Скоро я просто пойму, что мода с её кажущейся легковесностью — жёстко структурированная разновидность бизнеса. В моде надо чётко понимать иерархию влиятельных и молодых, состоявшихся и начинающих, статусных и неизвестных. Униформа судей — чёрная.

В позиции главреда мне было легко и приятно прикипеть к LBD (на модном жаргоне little black dress/маленькое чёрное платье). У меня оно превращалось в маленькое розовое, маленькое белое и даже маленькое цикламеновое. Narcisso Rodrigues, Dolce&Gabbana, YSL, кажется, кроили под меня. Вышло уместно, органично и не противоречило любимому принципу Пушкина о соразмерности и сообразии.

Алёна Долецкая, 2017 г.

И тут, в начале нулевых, незаметно, но верно, подкрался… как бы это сказать? — новый поворот в модном мире. Жирно смазанные шарниры модных империй заскрипели. На дворе финансовый кризис. Знаменитых дизайнеров увольняют, как бухгалтеров в прачечных, журналисты уже не бегают за новыми назначенцами, и пишут в жанре «говорили два пресс-релиза». На модном фронте широкомасштабную и изобретательную атаку ведёт войско масс-маркета. Модники и пижоны всего мира рванули в Uniqlo, And Other Stories и прочие Zara.

Не утихомирить нас, девочек. Новые дизайнеры продолжают творить и продавать в интернете. Особо продвинутые модницы осознали, что в год сжигаются сотни тонн непроданных курточек и платьицев, юбочек и брючек, и планету надо спасать от мусора и от неуёмного нашего консьюмеризма. Теперь их волнует не только модный покрой и имя дизайнера, но и экологичность производства и социальная ответственность.

Скоро девичьи страсти утихнут, общая сознательность повысится. И вот представляю, как молодая невеста говорит своей мамой лет так через пятьдесят-семьдесят:

— Ма-а-ам, может, мне пойти в светло-кремовом шёлке из апельсиновой кожуры от Роберто Сунь Выня?

— Ну, детка, а почему не в жемчужного цвета от Изольды Кватимото из конопляных волокон?