Читать книгу "Лики ревности - Мари-Бернадетт Дюпюи"

– Простите, я не хотела ничего плохого. Это такая красота – и пляжи, и океан, и чайки в небе!

Последовал момент напряженной тишины, которую нарушил слабый, но мелодичный голосок Анны.

– Изолина, мои сестры Зильда и Адель рассказали мне о вас с Жеромом! Выходит, вы решили обручиться?

– Выходит, что так, – подтвердила девушка, подходя к кровати. – Моя милая Анна, я не могу сесть с тобой рядом, потому что боюсь испачкать постель. Но если я тебя поцелую, ты почувствуешь запах моря, я принесла его на себе! Ты очень добра ко мне и называешь меня Изолиной – совсем как в те дни, когда мы играли на пруду!

– Я помню! Мы подстерегали водяных фей. – Глаза Анны заблестели от радостного волнения. – Ты говорила, они прячутся в камышах!

Под неодобрительным взглядом будущей свекрови Изора поцеловала девочку в щеку, погладила по волосам. Жером, который сидел на стуле и молча слушал, вдруг испытал острую тоску по прежним временам. «Как беззаботно мы жили, пока не началась проклятая война! И, слава богу, каждое воскресенье гуляли в свое удовольствие!» – вспоминал он.

Они с Тома уже работали в шахте, но в выходной обязательно отправлялись на прогулку в лес или на пруд, где у Гюстава Маро был летний домик. Пытались рыбачить, однако больше смеялись и пели песни, совершенно позабыв об удочках. Зильда и Адель, в рабочие дни занятые сортировкой угля, по выходным приносили им полдник в корзинке. Взрослые красивые девушки, но никто из парней не смел с ними заигрывать – настолько обе были набожны. «Изора в своей латаной кофточке всегда умудрялась очутиться рядом! Ее кукольное личико казалось испуганным, но в нем отражалась надежда. Она боялась, что ее прогонят, но мы всегда брали ее с собой!» – вернулся он мыслями в прошлое.

– Жером! – позвала мать. – Жером, о чем ты там размечтался? Не пора ли презентовать сестренке подарок?

– А, конечно! – смутился юноша. – Ну вот же он, мой подарок! Это Изора! Видишь, как Анна обрадовалась. Правда, малышка?

– Конечно, брат. Изора – чудесный подарок!

Нахмурившись, Онорина устроила дочь поудобнее, подложила подушку под спину.

– Пойду поговорю с директрисой, – сказала она. – Если проголодаетесь, возьмите в корзинке печенье и яблоки.

С этими словами славная женщина вышла из комнаты. Настроение совсем испортилось. Перед глазами все еще стояло пятно крови на носовичке, сердце сжималось при одной мысли, что ее младшая девочка смертельно больна. К страху примешивалась холодная ярость. Онорина уже сожалела, что взяла с собой Изору, и сердилась на сына, который то и дело превозносит невесту. Дошло до того, что он уже говорит о ней, как о подарке. «Еще одно несчастье на мою голову!» – сокрушалась сердитая мать, шагая вдоль коридора.

На ферме во владениях графа де Ренье, в час пополудни, в тот же день

Арман наслаждался одиночеством. Нисколько не опасаясь, что кто-то войдет и увидит его изуродованное лицо, он расслабился и почувствовал себя почти тем же беспечным парнем, каким был до ранения. Как и обещал родителям, он с удовольствием помылся в большой лохани с теплой водой, которую поставил перед очагом. Правда, осторожности ради, все же запер входную дверь на ключ.

Люсьена еще до рассвета приготовила обед, чтобы сын не остался голодным, а Бастьен, в свою очередь, принес дров и сложил возле очага – лишь бы обожаемый мальчик поменьше себя утруждал.

Помывшись, Арман надел кальсоны и майку, а сверху – любимый халат из шерстяной ткани в шотландскую клетку. Это был подарок одной медсестры, с которым он никогда не расставался.

В таком виде молодой человек сел за стол, но пообедал без аппетита. Мать специально оставила для него салфетку – вытирать рот. За едой он выпил полбутылки вина и пару рюмок домашней фруктовой водки.

– Теперь самое время поспать, – решил Арман, чувствуя, как его разбирает хмель.

Неуверенной походкой он направился в прихожую и повернул ключ в замке, чтобы родители могли войти в дом, не потревожив его сон. Удобная кровать, потрескивание дров в печке – вернувшись к себе, Арман вздохнул с облегчением. Обстановка спальни вполне его устраивала, и особенно тот факт, что здесь не было зеркала. Каждый раз, когда парень видел свое отражение, к нему возвращалось навязчивое желание покончить с собой.

Погрузившись в дрему, он не слышал, как заметался и залаял во дворе цепной пес: это прошла через двор Женевьева – в черном пальто с воротником из заячьего меха и фетровой шляпке с опущенными полями. Она с опаской посматривала на окна, но решимости у нее не убавилось.

«Мадам и мсье Мийе наверняка уехали в Фуссэ-Пере, к тем фермерам – Дювиням! Так сказал почтальон. Родители Армана перекинулись с ним парой слов, когда встретились на дороге. Изора сегодня в Сен-Жиль-сюр-Ви… Только засуну письмо под дверь и уйду!»

Ей до сих пор не верилось, что Арман здесь, за толстой стеной фермерского дома. Она месяцами оплакивала его, но в глубине своей любящей души была абсолютно уверена, что он не погиб.

– Арман, любовь моя! – прошептала она. – Подумать только, ты здесь, рядом, но я лишена возможности тебя увидеть, обнять…

Отправляясь на ферму Мийе, Женевьева и мысли не допускала, что воспротивится воле жениха, но теперь думала только об одном – как с ним поговорить. Услышать родной голос – для нее уже счастье. «Господи, разве это так уж жестоко – умолять об одной-единственной встрече? Ему даже не пришлось бы мне показываться. Мы могли бы просто поговорить, не обменявшись и взглядом!»

Молодая женщина протянула дрожащие пальцы к дверной ручке и повернула ее. Тяжелая, обитая гвоздями дверь из посеревших досок бесшумно открылась. В доме стояла такая тишина, что гостья услышала даже потрескивание огня в очаге на кухне. Со второго этажа доносился приглушенный храп. «Неужели Арман так храпит во сне?» – Она была готова сорваться и убежать.

Вполне логично, что у несчастного затруднено дыхание, ведь его лицо настолько изуродовано, что, если верить Изоре, «в нем не осталось ничего человеческого». Сердце вдруг болезненно сжалось – Женевьева впервые в полной мере осознала, на что она идет, жертвуя молодостью и свободой. «Что, если я не сумею о нем заботиться, не смогу жить рядом с мужем, который будет круглосуточно носить маску и никогда не поцелует меня в губы? – думала молодая женщина, и глаза ее наполнялись слезами. – Наши поцелуи… О, какими они были сладкими!»

Сама не осознавая, что делает, она на цыпочках, цепляясь за перила, поднялась по лестнице. На площадке второго этажа у нее под ногами заскрипела половица. Женевьева замерла от страха, как если бы собиралась совершить нечто предосудительное.

«Наверное, Арман в той комнате, которую они когда-то делили с братом, Эрнестом…»

В прошлом она много раз приходила на ферму помогать в сезон жатвы или в сенокос. В такие дни им с Изорой случалось уединяться в комнате девочки, чтобы смыть с себя грязь вдали от мужских взглядов. Иногда она заглядывала и в комнату братьев, чтобы убедиться, что ее фотография стоит на прежнем месте – на прикроватном столике жениха.