Читать книгу "Королева эпатажа - Елена Арсеньева"

Больше всех ей помогала Тамара Персиц… Причуды судьбы. Причуды любви!

В начале января 1945 года Ольга заболела. У нее сделалась скоротечная чахотка, обострилась астма, эмфизема, и скоро она умерла. Накануне последнего дня ей вдруг приснились птицы, все птицы, которые когдато были у нее. Полетали по больничной палате — и выпорхнули в окно. Осталась только белая голубка. Она разбилась об оконное стекло. Ольга знала, что увидела во сне свою смерть.

Спустя почти полгода после ее кончины Анна Ахматова вдруг решила написать второе посвящение к своей «Поэме без героя» (самато поэма была начата в 1940 году и сопровождена авторским предисловием, то есть как бы закончена, в сорок четвертом). А тут вдруг возникло второе посвящение с его риторическим вопросом:

Ты ли, ПутаницаПсихея,

Чернобелым веером вея,

Наклоняешься надо мной,

Хочешь мне сказать по секрету,

Что уже миновала Лету

И иною дышишь весной…

Сплю — мне снится молодость наша,

Та его миновавшая чаша:

Я тебе ее наяву,

Если хочешь, отдам на память,

Словно в глине чистое пламя

Иль подснежник в могильном рву.

Знала Анна Андреевна в это время о смерти любимой подруги или ее посетило некое высокое предчувствие, это роли уже не играло: прекрасная петербургская кукла уже переплыла и Ахерон, и Лету и чашу страданий своих испила до дна.

Поцеловавший эти губы

(Аврора Шернваль)

— Куда ж это он так гнал, страдалец?

— Ой, жалостливый какой, гляньте на него…

— А чего ж не пожалеть? Молодой, красивый, жить бы да жить, кабы не эта коряжина. Вот так несся сломя голову — и принесся. А там, может, матушка ждет, а то и барышня пригоженькая в окошко глядит: где ты, мой суженый? А суженый — вот он, с проломленной головой на дороге лежит.

— У всякого судьба своя, хватит тебе причитать. Ты вот что… коня расседлай, да в табор сведем его. Мол, по дороге мчал, знать, от какогото табуна отбился. Цыгане, конечно, народ воровской, настоящую цену не дадут, да ладно, хоть какието деньги… К себе ж на двор привести его мы не сможем, верно? Пойдут расспросы: чей да откуда… Привяжутся, глядишь, донесут, понаедет полиция — не отмоешься вовеки. Еще и скажут, что мы этого бедолагу уходили. Поди докажи, что сам он упал!

— Так ведь ежели тело отыщут, все равно станут искать виновных. А цыгане возьмут да и скажут, что крестьяне из Ивановки им коня приводили. И скрутят нас, и в каторгу! Нет, пошли лучше отсюда подобрупоздорову!

— Глупый ты, брат, глупый да трусливый. Сними седло, сними уздечку — да в воду. Коня цыганам сведем. А этого… раба божьего… и его в воду, на глубину на самую. Поди набери камней, насуем ему в карманы, чтоб не всплыл. Емуто, страдальцу, уж теперь все равно, а нам с тобой деньги позарез жизни нужны. Тебя от рекрутчины откупим, а я… а я женюсь! Расседлывай коня! Ну, чего стал, о чем задумался?

— Да я все про барышню беленькую, красивенькую, с длинной косой, какая его ждет… В окошко, может, глядит, ладошкой вот этак подперлась: где ты, мой суженый, где мой ряженый? А он, вишь…

— Тьфу, ты, пропасть! Умолкни! Не было никакой барышни. Не было — и все тут!

А барышня между тем была! Была барышня, и в самом деле беленькая и красивенькая. Такая красивенькая, что люди при взгляде на нее напрочь теряли головы, а глаза их слепли, словно смотрели на солнце, хотя имя ее — Аврора — значило не «солнце», а «заря».

Прекрасная барышня Аврора и впрямь сидела у окошка, подпершись ладошкой, уныло склонив свою обвитую черной косой голову, смотрела вдаль невидящим взором и думала свою грустную думу о пропавшем бесследно женихе.

Звали жениха Карл Маннергейм. Был он богатым шведом, и его сватовство очень польстило бы отцу Авроры, выборгскому губернатору Карлу Иоанну Шернвалю фон Валлену, кабы оный губернатор к тому времени еще оставался в живых. Однако он покинул мир сей, и теперь судьбой двух его дочерей, Авроры и Эмилии, занимался их отчим.

Красота сестер могла вполне называться сказочной. Очень может быть, подобных им в мире не было красавиц… вот разве что Елена Прекрасная, изза которой рухнул Илион. Но была ли от этого счастлива сама Елена? Не зря говорят: не родись красивой, а родись счастливой.

Разница между сестрами была в два года, и первой начала выезжать Аврора. В 1824 году на балах в Гельсингфорсе [9] взошла новая звезда. Звезде было шестнадцать, звали ее Аврора Шернваль, и люди трезвомыслящие, едва уняв головокружение, наступившее от ее баснословного очарования, вздыхали с сожалением:

— В ней так много говорит душе… и ничего — карману!

В самом деле, красавицу никак нельзя было отнести к числу богатых невест. На счастье, трезвомыслящих людей в те поры в Гельсингфорсе оказалось удивительно мало, а потому вокруг Авроры закружился целый хоровод молодых красавцев, преимущественно офицеров, потому что Финляндия лишь недавно вошла в состав Российской империи, и «право сеньора» требовалось непрестанно укреплять с помощью военной силы.

В это время в Гельсингфорсе появился новый генералгубернатор — граф Арсений Закревский. Он привез сюда жену — Аграфену Федоровну, заслужившую феерическую славу своей красотой, обольстительностью и исключительным свободомыслием — не в политике, о нет, а в вопросах любви. Не зря же ее называли Клеопатрой! Три самых блестящих офицера — Николай Путята, Евгений Боратынский, Александр Муханов — немедленно сделались ее верными и неизменными адъютантами, то есть кемто вроде денщиков. Ну, так вот они были не только денщики, но заодно и ночевщики belle Аграфены. Однако при появлении Авроры Шернваль в трех этих головах, как и во всех прочих, сделался сильнейший умопомрачительный порыв, и молодые люди задергались, забились, заплясали, словно дергунчикимарионетки, совершенно не зная, куда кинуться — к прельстительной опытной Аграфене или к невинной обворожительной Авроре, от которой и в самом деле невозможно, ну просто невозможно было отвести глаз, как если бы она и впрямь была утренняя золотисторозовая заря, только что взошедшая на востоке…

Поскольку Евгений Боратынский был поэтом, и даже приобретшим некую известность, он немедленно написал мадригал для красавицы и на одном из балов улучил минутку передать ей записку, на которой значилось следующее:

A. Aurore C…

Oh, qu’il te sied ce nom d’aurore,

Adolescente au teint vermeil!

Verse lumi?re, et plus encore

Aux, c’urs dont tu romps le sommeil,

Entends la voix d?jа souffrante

De la jeunesse pr?voyante;

«Pour qui se l?ve ce beau jour?

Pour qui cette Aurore charmante

Seratelle soleil d’amour?» [10]