Читать книгу "Женские лица советской разведки. 1917—1941 гг. - Михаил Михайлович Сухоруков"

1944 года вновь обратилась к руководству НКВД СССР с просьбой об освобождении, упомянув о том, что в момент ареста она уже была инвалидом 2‐й группы, а в лагере медкомиссией НКВД была актирована в июле 1943 года в категорию полного физического инвалида[263].

Кстати, и Валк не забывал о прежних добрых отношениях с Андреевой. Он ходатайствовал об освобождении по инвалидности и болезни бывшего майора госбезопасности, но безуспешно. Руководство НКВД, а позже МГБ СССР отклонило все его обращения, как и все личные прошения бывшей помощницы начальника СПО НКВД СССР комиссара госбезопасности 2‐го ранга Молчанова. Позже К.Г Валк по службе вернулся в Коми АССР, но помочь с освобождением Андреевой-Горбуновой уже ничем не смог. Дело в том, что в конце февраля 1948 года было принято совершенно секретное постановление Совета министров СССР об организации лагерей и тюрем со строгим режимом для содержания особо опасных государственных преступников, в число которых попала и бывший майор госбезопасности Андреева-Горбунова. В приказе МВД СССР от 28 февраля 1948 года (особая папка) были перечислены 12 категорий осуждённых, которых требовалось переместить из общих ИТЛ в создаваемые особые лагеря[264]. Согласно приговору ВК ВС СССР Андреева-Горбунова была осуждена в 1939 году за участие в антисоветской террористической организации, на основании чего её, судя по дальнейшим событиям, причислили к 11‐й и 12‐й категориям. В 1948 году её перевели из сельхозлагеря «Кедровый Шор» во вновь сформированный особый лагерь № 1 – «Минеральный лагерь МВД», расположенный в посёлке Инта Коми АССР. Могли ли её оставить до конца срока, истекавшего 5 декабря 1953 года, в прежнем ИТЛ общего режима? Да, могли. В пункте 1 названного приказа МВД было предусмотрено, что по месту прежнего содержания остаются тяжелобольные, неизлечимые хроники и беспомощные инвалиды. Такое решение оформлялось составлением заключения местной комиссией с участием представителя МГБ СССР. Однако спустя 2 месяца эти требования пересмотрели в сторону ужесточения. Теперь, чтобы оставить заключённого в общем ИТЛ по болезни или инвалидности, надо было составлять заключение по установленной форме в трёх экземплярах и отправлять в МГБ СССР на утверждение.

Но в отношении заключённой Андреевой-Горбуновой по неизвестным причинам такого решения принято не было. Оказавшись в 1948 году в Интинском особом лагере № 1, она лишилась права на досрочное освобождение. Более того, согласно внутренним документам МВД и МГБ СССР в новых условиях содержания ей предстояла ссылка по распоряжению МГБ СССР даже после истечения срока наказания. Новый порядок и правила были введены совместным приказом МВД, МГБ и Генерального прокурора СССР от 16 марта 1948 года. Так что судьба и решения прежних коллег по чекистской службе определили Александре Азарьевне тяжкую долю фактически пожизненного пребывания в местах заключения и в ссылках.

Именно из-за изменившихся обстоятельств и в связи с принятием новых нормативных требований её прежний сослуживец Валк уже ничем не смог помочь заключённой особого лагеря № 1 Андреевой-Горбуновой. Дальнейшая судьба самого Валка, по мнению А.А. Петрушина, сложилась следующим образом. Начальник сельхозуправления Воркуто-Печорского ИТЛ полковник Валк через 2 года после смерти Сталина уволился из органов и… исчез[265]. По другим сведениям, он завершил службу в 1954 году в звании майора интендантской службы. Семьи у отставника не было. В 1966 году он стал персональным пенсионером союзного значения[266]. Дальнейшая судьба его неизвестна.

Дорога смерти к спрятанным драгоценностям

Так случилось, что практически все, кто был в ВЧК – ОГПУ – НКВД, посвящён в секреты существования кладов золота и драгоценностей, в разное время и по разным причинам ушли из жизни, унося с собой известные им тайны. Начальники, знавшие о спрятанных сокровищах, погибли в годы репрессий. Лишь ушедший в 1923 году из ВЧК Т.П. Самсонов умер своей смертью в 1955 году. Удалось ли ему отыскать спрятанное в годы Гражданской войны золото и драгоценные камни в местах их хранения – неизвестно. Да и искал ли он их вообще – об этом тоже нет никаких сведений. Помогла ли отставнику К.Г. Валку доставшаяся ему карта руководителя группы диверсантов Николаева-Смирнова в поиске спрятанных кладов, осталось тайной, сокрытой временем.

Сама же активная участница кладоискательства в ОГПУ – НКВД А.А. Андреева-Горбунова остаток жизни провела за колючей проволокой и воспользоваться своими сведениями о местах хранения сокровищ не могла физически. Могла ли она посвятить в свои секреты с кладами свою дочь – Ариадну Львовну Балашову? Если рассуждать чисто теоретически, то могла. Тем более, как позже сообщала сама дочь, она трижды приезжала навестить мать: первый раз в пересыльный лагерь в Котласе и дважды в 1939 году и в конце войны в Ухтинский ИТЛ. «Затем, – как позднее указывала сама Ариадна Львовна в письме в МВД Коми АССР 12 мая 1989 года, – меня арестовали, а маме сообщили, что расстреляли. Я просидела около семи лет в одиночке без права переписки, а мама умерла. В 1954 г. меня реабилитировали. Я вернулась в Москву, добилась реабилитации мамы, восстановления ее в партии и в органах (посмертно)»[267]. Поскольку арест дочери последовал лишь после третьей встречи с матерью в лагерях, можно предположить, что кто-то из руководства МВД или МГБ СССР мог посчитать, что Александра Азарьевна рассказала ей о тайниках с драгоценностями. Однако, понимая, что на дороге к спрятанным драгоценностям идёт кровавый след, вряд ли мать стала бы делиться с близким человеком смертельно опасной информацией. Вполне возможно, что бывшая чекистка все тайны унесла с собой.

Бывший майор госбезопасности, а затем заключённая ИТЛ в системе ГУЛАГа А.А. Андреева-Горбунова ушла из жизни в лагерном лазарете особого «Минерального» лагеря МВД, расположенного в посёлке Абезь 17 июля 1951 года. При этом в разных официальных документах причина её смерти указана различной: «от остановки сердечной деятельности и дыхательного центра»[268]; а в другом случае в информационно-архивной справке управления ФСИН по Республике Коми – «от туберкулеза легких»[269]. До своего освобождения из заключения по окончании срока наказания она формально не дожила 2 с половиной года. Однако, став узницей особого лагеря № 1 для особо опасных государственных преступников в Инте, она в реальности оказалась на пожизненном заключении. Так бесславно и трагически, от болезней и в нищете за колючей проволокой оборвалась жизнь женщины, знавшей верную дорогу к