Читать книгу "Душа так просится к тебе - Анастасия Туманова"

— А я и тем боле. — Марфа тяжело поднялась, вытирая руки о передник. — Софья Николавна, вы на всякий случай с кухни-то уберитесь. Ежели кто порядочный, так я к вам зайду и по всей форме доложу. А то помните, какой конфуз в Ярославле был, когда к вам антрыпрынер с ангажиментом явился, а вы в моем неподходящем обчестве картофь в кухне чистите, словно чернавка какая…

— Ма-а-арфа… Сколько, право, можно вспоминать…

— Софья Николавна, мы обращение небось знаем! — И Марфа неторопливо, словно фрегат под парусами, поплыла в сени.

Софье оставалось лишь смириться и, с сожалением отложив недоеденный блин, ретироваться в гостиную.

Через минуту Марфа вернулась, и по ее настороженному лицу Софья с изумлением поняла, что явился действительно кто-то «порядочный».

— Марфа, господи, кто там? Кто-то незнакомый?

— Незнакомый, но весьма познакомиться желают, — объявила Марфа. — Купец первой гильдии Половцев Иван Никитич.

— Господи… — пролепетала Софья, падая в кресло. — Половцев… Это тот самый… Половцев — здесь, у меня?.. Боже мой! Марфа, беги скорее, неси черное муаровое! Да не с открытыми плечами, с пелериной! Ой, зачем же я блинов наелась, теперь и не влезу в него! Марфа, все из-за тебя!

— Влезете, барышня, у меня во что угодно влезете! — пыхтела Марфа, стремительно уносясь в комнаты. — Ништо, сейчас шнурочки мигом расставим, и поместитесь как в родное! Вы лучше прическу наверните наверх хоть немного, я чичас прибегу пособлю!

Волноваться в самом деле было от чего. Половцева Ивана Никитича знала не только вся Москва, но и весь Петербург. Представитель старинной купеческой фамилии, богатейшего рода Половцевых, владевших заводами на Урале, судоходными компаниями на Волге и фабриками в обеих столицах, он был известен тем, что, получив состояние по наследству от умершего родителя, за десять лет умножил его втрое. Иван Никитич принадлежал к «новым» купцам, оставившим далеко позади сапоги «бутылками», долгополые сюртуки и смазанные репейным маслом бороды своих «тятек». Отец отправил его в Московский университет на экономический факультет, который Половцев-младший с блеском закончил и получил государственную стипендию на продолжение образования в Англии. Из-за границы его вернула в Россию телеграмма о смерти родителя. Приехав в Москву, Половцев принял в свои руки фамильную фирму, отделил младших братьев и взялся за дело. Через несколько лет он уже брал государственные подряды на строительство железных дорог и мостов и каждый раз безупречно выполнял их, еще более укрепляя свою репутацию и приумножая состояние. При этом Москва знала его и как щедрого мецената, не только выделяющего значительную часть доходов на нужды русского искусства, но и, в отличие от многих других, весьма неплохо разбирающегося в этом искусстве. Нищие, но талантливые русские художники тащили в роскошный особняк Половцева на Ордынке свои картины, и он с восхищавшим всю Москву чутьем угадывал те, которым суждено было прославиться, посылал их авторов за границу, устраивал им выставки и платил стипендии из собственного фонда. Большое внимание Иван Никитич уделял театру, не пропуская ни одной премьеры ни в Москве, ни в Петербурге; ходили слухи, что он даже пишет критические статьи в газеты — под псевдонимом, разумеется. У него было хорошее музыкальное образование, он отлично знал несколько европейских языков, разбирался в русской и западной драматургии, любил классическую музыку и оперу, и кое-кто даже уверял, что сам Половцев считает своим истинным призванием сцену. Впрочем, это не мешало ему с блеском проворачивать миллионные операции, держать в голове множество цифр и расчетов, вести дела в России и за границей и победоносно богатеть год от года.

Кое-как втиснувшись с помощью Марфы в черное муаровое платье, уложив волосы и напустив на лицо безмятежное выражение, Софья вошла в гостиную, уселась в кресло и велела:

— Марфа, проси!

Через минуту показался гость.

Прожив три года в Москве, Софья, разумеется, слышала много разговоров об этом человеке, но ни разу не видела его: на вечера к Анне Половцев не приходил. За ним вообще не числилось обычных для купечества подвигов вроде поездок к цыганам, шумных загулов по ресторанам, погромов в борделях и купаний своих «этуалей» в лоханях с шампанским. У первого купца Москвы не имелось для подобного отдыха ни времени, ни желания. Говорили даже совсем уж несусветное — что Половцев не держит любовницы, уже почти двадцать лет храня верность жене. И Софья чувствовала себя довольно неловко, поднимаясь из кресла навстречу невысокому, прекрасно одетому человеку лет сорока с некрасивым умным татарским лицом, протягивая ему руку и отчаянно гадая: зачем она могла ему понадобиться? Физиономия Половцева показалась ей смутно знакомой, но где и когда она видела ее, Софья никак не могла вспомнить.

— Доброе утро, госпожа Грешнева, — низким, спокойным, сразу же понравившимся Софье голосом поздоровался гость, весьма умело прикладываясь к ее руке. — Сразу же прошу прощения за то, что, не будучи представлен, позволил себе ввалиться к вам спозаранку.

— О, что вы, будьте без церемоний, я очень рада знакомству, — чинно произнесла Софья, наспех вспоминая Аннины уроки хороших манер. — Прошу садиться, господин Половцев. Сейчас подадут чаю.

Несколько минут они вежливо беседовали о погоде, последних театральных премьерах, недавно вышедшей в журнале «Нива» и наделавшей много шуму повести Григоровича и прочих пустяках. Наконец Марфа внесла самовар, чашки, на всякий случай смерила Половцева грозным взглядом и, тяжело ступая, удалилась. По звуку ее шагов Софья поняла, что Марфа направилась в соседнюю комнату, откуда без помех можно было услышать все, что говорится в гостиной.

— Софья Николаевна, вы, вероятно, желали бы знать, с какой стати я мешаю вам в воскресенье спокойно отдыхать, — очень серьезно произнес Половцев, но узкие глаза его, устремленные на молодую женщину, смеялись, и она, чувствуя, как ее отпускает настороженность, улыбнулась и искренне сказала:

— Вы правы, я умираю от любопытства. Ваш визит для меня большая честь, но я в толк не возьму, чем могу быть вам полезна.

— Совсем наоборот. — Половцев не спеша отпил крепкого чаю и аккуратно вернул чашку на блюдце. — Это я могу быть полезен вам, что и сочту за великую честь.

— Простите, я вас не понимаю, — спокойно проговорила Софья, хотя внутри ее уже забилось, запрыгало предчувствие недоброго. Он — полезен — ей?! Но — как? Господи, неужто снова… «Тысяча — содержание и без счету на булавки», кто же это предлагал ей такое? Да кто только не предлагал… Первым был давным-давно, еще в Ярославле, тамошний предводитель дворянства… Маша Мерцалова тогда со смехом уверяла ее, что подобные предложения — необходимая составляющая жизни любой актрисы. Неужели и Половцев туда же? Господи, а ведь такой серьезный человек…

— Чем вы так испуганы, Софья Николаевна? — поинтересовался Половцев. — Поверьте, я здесь лишь потому, что знаю о вашем уходе из Большого театра. И знаю все, что тому предшествовало. Это ведь ни для кого не секрет, не так ли?

— К сожалению, да, — осторожно ответила Софья. — После той статьи в «Листке»…