Читать книгу "Раздевайся, Семёнова! - Лючия фон Беренготт"

Тут, к сожалению, мне пришлось забрать у нее факел властительницы сердца самого крутого парня в университете…

- Боже ж ты мой… – судя по звукам, в ответ на мое признание Юльке пришлось сесть. – Виктор… Алексеевич?! Наш Виктор Алексеевич?!

- А ты знаешь еще одного?

- Я нет… Но, может, ты… - Юлька выдохнула. – Погоди. Дай собраться с мыслями. Ты уверена, что не лежишь сейчас в реабилитационном центре после отравления наркотическими грибами?

Я фыркнула.

- Я лежу в ванне, Юль. В гостинице, - прокашлялась и добавила, стараясь, чтоб позвучало обыденно и не хвастливо, – в Лондоне.

- Пфф… - фыркнула в ответ Морозова. – В Лондоне она... Че там делать, в этом Лондоне? Прилетай лучше к нам в Австрию, на сноубордах кататься. Вот где фан...

- Семёнова! – снова завладел телефоном Влад. – Бросай своего папика и валяй к нам, тройничок замутим!

Юлька что-то зашептала ему на ухо, и он подавился словами.

- Кто?! Ох ты ж едрить твою… Не, Семенова, сиди лучше в Англии… Мне красный диплом еще пригодится…

- Не слушай его, Кать… - снова вклинилась Юлька. – Лучше приходи, как приедешь, в общагу – устроим тебе торжественную встречу… А то ведь никто и не поверит, если я сама расскажу…

Глава 28

В общагу по возвращению из Лондона я не пошла, но в первый же день лекций ощутила на себе повышенное внимание сокурсников. Все же, вероятно, отчасти Юльке поверили.

А если кто с ее слов и не поверил, получил тому наглядное доказательство, как только увидел меня, входящую под ручку с преподавателем в центральное фойе академического здания.

Столь шокирующее зрелище снизошло на университет неспроста. Всю дорогу из Лондона мы со Знаменским думали над тем, как именно будем вести себя в университете, и в конце концов решили, что лучшей стратегией станет, как выразился мой жених, «обыденная близость». То есть на людях мы будем вести себя как любящая, но давно притершаяся друг к другу супружеская пара, следить за которой также скучно, как за библиотекаршей Валерией Николаевной и ее мужем – университетским электриком. Тогда есть шанс, что ажиотаж вокруг нашего романа скоро утихнет, за нами перестанут следить, перестанут сочинять про нас всякие тупые байки, и дадут нам спокойно жить. Во всяком случае, со следующего года, после свадьбы, по идее должны.

– Ленивым взглядом скользишь по окружающим… – уголком рта, почти неслышно наставлял меня Знаменский, пока мы преодолевали расстояние между дверьми и лифтами. – Легкая, ничего не значащая улыбка… В нашем появлении нет ничего необычного… Мы женаты уже десять лет… и делаем это каждое утро…

Его аутотренинг помог. Несколько деревянных шагов, и я уже, пусть несколько вымученно, но улыбалась. А еще через несколько шагов мне уже хотелось смеяться – настолько ошеломленный и потрясенный вид был у всех, кто замечал нашу «сладкую парочку».

Вон Лешка Давыдов с параллельной группы роняет бутерброд, только что вытащенный из целлофана – при этом давится и кашляет кусочками колбасы на какую-то фифу со старших курсов, которая стоит в очереди к киоску… «Фифа» возмущенно взмахивает руками, пытаясь отряхнуться… и так и застывает, увидев нас со Знаменским. Вероятно, пораженная до глубины души несправедливостью распределения самцов в этом мире.

Оксанка Глушкова – бывшая соседка по этажу – внезапно теряет устойчивость и вынуждена опереться о свою сестру-близняшку, Лесю Глушкову.

Уже незнакомая мне шумная компания студентов идет нам навстречу, замолкает, обтекая со всех сторон, оборачивается, врезается друг в друга – кто-то падает, кому-то наступили на ногу… «Это что, Знаменский?» доносится до нас…

Под звуки падающих предметов, ахи и изумленный гомон мы, наконец, добрались до лифтов. И, одновременно, не сговариваясь, свернули за угол, чтобы пойти по лестнице – благо идти всего лишь на третий этаж.

В кабинет Виктора еще дома договорились не заходить, подозревая, что там, в этом уютном, изолированном от университетской жизни мирке, наше желание спрятаться и закопать голову в песок может стать невыносимым. Тем более, что кабинет располагался в административном крыле и перед тем, как в нем скрыться, пришлось бы миновать густые ряды любопытных, а местами и возмущенных коллег. А это пострашней, чем плыть по коридору под аханья студентов.

На площадке бетонной лестницы Знаменский остановился, приоткрыл форточку и подкурил сигарету.

– Назад дороги нет, – сказал мне этот мистер Очевидность.

Я выдавила из себя нервный смешок.

– Ясен пень. И оладушками их всех не задобришь.

Он вдруг посмотрел на меня с таким видом, будто открыл новый закон аэродинамики.

– Гениально, Семёнова! На студентов, конечно, не напасешься, но коллегам-то вполне можно устроить какой-нибудь сабантуй. Там же половина из них недоедает… в буквальном смысле.

Я в ужасе отстранилась.

– Ты хочешь, чтобы я напекла оладий на весь преподавательский состав?!

Он усмехнулся.

– Было бы неплохо, но тогда ты будешь стоять у плиты до самой нашей свадьбы. Нет, я предлагаю пригласить всех ко мне в кабинет. На фуршет. С тортом.

– И что это даст? – я все еще не понимала.

– Во-первых, ощущение законности происходящего. Во-вторых, трудно осуждать что-то, от чего получил удовольствие – а уж я расстараюсь доставить им всем удовольствие. Ну и, в-третьих, это даст, то же, что и спектакль с предложением руки и сердца перед инвесторами – ощущение, что никто никого не использует… Ведь, по сути, нет закона, запрещающего преподавателю иметь отношения с совершеннолетней студенткой, или, скажем, боссу с секретаршей. Есть этическая проблема, основанная на злоупотреблении служебным положением. Вышестоящий мог ведь и принудить подчиненного к сексу, шантажировать… Ну, сама понимаешь… – Знаменский вдруг остановился и заметно покраснел.

Я прикусила губу, поняв его. Ведь элемент принуждения был и в нашем «служебном» романе.

– Послушай… – начал он. Я не останавливала его, не спасала от объяснений – просто ждала. Пусть выскажется. – Я надеюсь, ты понимаешь, что я… не заставил бы тебя раздеться… если бы не чувствовал, что ты сама… не против…

Сглотнув слюну, я кивнула. Это частично оправдывало то, что произошло. Знаменский глубоко затянулся.

– Я был зол, – добавил он. Я снова кивнула. – И хотел тебя так, что мутилось в голове. Но я хочу, чтобы ты знала… я никогда не пошел бы дальше, если бы не был уверен…

Где-то этажом ниже хлопнула дверь, послышались голоса и нам пришлось отложить этот серьезный разговор на потом. Поцеловав своего мужчину в заросший подбородок – чтоб не так расстраивался – я убежала на лекцию по социологии, а он ушел на семинар, который вел у пятикурсников.

***