Читать книгу "Из серого. Концерт для нейронов и синапсов - Манучер Парвин"

– Стоп! Стоп, Пируз! Не останавливайся, не останавливайся. Пожалуйста, Пирууууз.

Она достигает пика наслаждения, выкрикивая «Ооооооооо!» так, что от этого содрогается земля. Я кричу «Вау!» Её пальцы впиваются мне в спину, словно иголки дикобраза.

Она мгновенно поднимает мою голову и целует, и целует меня, словно женщина, выброшенная на остров после кораблекрушения и только что обнаружившая выброшенного на берег матроса. Наконец она сворачивается у меня в объятиях, как ребёнок. Она засыпает. Время улыбается нам, единой твёрдой счастливой молекуле, время идёт дальше.

Потом Джульетта открывает глаза, целует меня и рассуждает вслух:

– Кстати, о ярости брошенных. Последняя сплетня на кафедре – Ванда наконец дала Эндрю отставку. И переехала к Брэдли.

– Твоя сплетня на самом деле не является для меня новостью, – признаюсь я.

– Правда?

Я принимаю сидячее положение и робко рассказываю ей историю:

– Ты знаешь, каким виноватым я себя чувствовал из-за того, что Эндрю мне не особо нравится. На днях я пригласил его пообедать в китайский ресторан. Ему несколько неуютно в этом мире, он не знает, правильно ли он его не понимает или понимает его неправильно. Мы хорошо поговорили и достигли взаимопонимания. На следующий день он ворвался ко мне в кабинет в слезах. Он сказал, что у него нет близких отношений ни с кем в семье, и он не доверяет никому на кафедре и не может с ними говорить. С его психотерапевтом тоже контакта не получается, он сводится к удвоению дозы лекарств. «Всё, что можно было сказать, уже сказано», – как он выразился. И поэтому он пришёл ко мне. Затем робко – словно он этого стыдится, – он сказал мне, что Ванда бросила его ради Брэдли. И у него трудный период – он готовится к защите диссертации, и ему вообще трудно. Его исследования любви и его жизнь сходятся воедино. Я немного занервничал, когда он спросил меня, что ему делать. Обычно я даю советы только студентам на нашем факультете, но…

– …Что ты ему сказал? – Джульетта встревожена.

– Я сказал, чтобы он принял случившееся и шёл дальше по жизни, занялся работой, погрузился в неё, так как это его излечит, и то, что будет создано, может частично заменить потерянное.

– Ты это сказал Эндрю? – Джульетта морщится.

– Да, чтобы заставить его улыбнуться. И он на самом деле улыбнулся.

– Думаю, что ты не такой уж плохой психолог для профессора экономики. Это был очень возбуждающий вечер, не правда ли?

Она резко скатывается с кровати. Я спрыгиваю с кровати и тянусь к ней, касаюсь пальцами.

– Не надо пока отправлять его в прошлое, Джульетта.

– Мне нужно немного расслабиться в ванне. Хочешь присоединиться? – она отпрыгивает от меня.

Я отмахиваюсь от её приглашения.

– Нет. Но я потру тебе спинку и плечи. Помогу тебе расслабиться, если пообещаешь не брызгать в меня мыльной водой.

– Обещаю.

И я делаю то, что обещал. Затем я заворачиваюсь в полотенце и иду в гостиную. Я не просто живу моментом, как рекомендовали учителя-суфии, а я наслаждаюсь им и роскошествую в нём. Источник моего экстаза – Джульетта! Че хош бахти (Как повезло, или какое счастье!). Мне явилось моё божество, чтобы удовлетворить моё желание быть счастливым!

Я оглядываюсь вокруг, чтобы найти что-нибудь почитать, пока жду Джульетту. Я нахожу альбом на кофейном столике. Я устраиваюсь с ним на диванчике. Внезапно мне становится так холодно, как если бы сильнейшая вьюга прилетела с Северного полюса и весь холод, который она принесла, опустился бы на одно моё почти обнажённое тело и покрыл его ледяной коркой.

– Че бадбахти (Как не повезло, или какое несчастье), – шепчу я сам себя, и этот шёпот напоминает крик. На первой странице альбома я вижу молодую женщину, которая очень похожа на моя первую любовь Элизабет Андерсон. Она держит на руках маленькую девочку, месяцев пяти или шести. Я быстро просматриваю другие фотографии. Похоже, что на всех Элизабет. Я чувствую, как мой мозг нагревается и надувается.

Это на самом деле Элизабет или кто-то похожий на неё? Я пытаюсь, но не могу успокоиться. Если это Элизабет, то что здесь делает этот альбом? Его здесь не мог оставить никакой друг, поскольку люди не гуляют с альбомами, точно так же, как с мебелью, и не берут их с собой в гости.

Моя память искажается под невыносимой тяжестью немыслимого? Моё счастливое будущее больше не побеждает моё грустное прошлое, но моё грустное прошлое побеждает моё счастливое будущее? Моё «сейчас» больше для меня не существует. Каким невинным безучастным наблюдателем может быть будущее! Я боюсь, что являюсь ситуативным параноиком.

Мне в голову приходит мысль. Я достаю фотографию из альбома и сжимаю её зубами. Я ношусь по гостиной, надеваю трусы там, где я их бросил, надеваю носки там, где я бросил носки, и так далее, пока не оказываюсь полностью одет. Я кладу фотографию в карман пиджака и начинаю искать обувь.

Под лампочкой в коридоре появляется Джульетта в белом хлопчатобумажном халате.

– Куда мы собрались, Пируз?

– Мы никуда не собрались, просто я сегодня возвращаюсь домой. – Один ботинок у меня в руке, а второй уже на ноге.

– Ты от меня уже устал?

– Нет, нет, дело не в этом, – возражаю я. У меня перехватывает дыхание, словно я только что пробежал марафон. – Я кое-что должен сделать прямо сейчас. Эти дела не могут ждать. Я объясню позже. Я обещаю.

– Что ты объяснишь позже? – Джульетта помогает мне завязать ботинок.

У меня ощущение, будто шнурки завязываются вокруг моей шеи, а не ноги.

– Пожалуйста, не сердись, прости меня и прими мою уклончивость – пока.

Я поднимаю Джульетту дрожащими руками. Я целую её щёки, как робот, и бегу к двери. Внутри меня и вокруг меня взрываются паника и опасения, напоминая шипящие и подвывающие петарды. Я открываю дверь и оглядываюсь на Джульетту. Теперь она выглядит не как ангел, а как соляной столб, в который была превращена жена Лота за свой грех любопытства.

Я слышу, как мяукает кот, его жалобное мяуканье провожает меня до лифта.

В лифте я переживаю из-за своей жестокости. Но это был не я; это был мой страх! Я просто следую приказу таинственной силы внутри меня.

Несмотря ни на что, я понимаю, что мой побег, напоминающий побег вора, не был моим сознательным выбором, даже хотя я стал вором сознательно – я же стащил фотографию из того альбома.

Я вставляю ключ в замок зажигания, и тут у меня из памяти всплывает термин, который я узнал совсем недавно, – центральная исполнительная структура. Это мой скрытый босс, хозяин, который за меня решает? Почему я теперь, чёрт побери, думаю по-научному? Я сбегаю от трагедии?

Я оказываюсь перед своим домом. Я не помню, как ехал через город. Вероятно, моя центральная исполнительная структура доставила меня домой в целости и сохранности. Я бегу к себе в кабинет. Я нахожу собственный альбом с фотографиями, где есть Элизабет, – он лежит среди других альбомов, пыльный и забытый. Я сажусь в кресло-качалку, рядом со стопкой газет, которые не выбросил. Я ощупью пытаюсь найти выключатель, чтобы включить лампу. Я кладу украденную фотографию рядом с имеющимися у меня снимками Элизабет. Лицо женщины на фотографии из квартиры Джульетты немного полнее, чем у Элизабет. Мне становится легче дышать. Затем, без какой-то задней мысли, я смотрю на оборотную сторону фотографии. «Лиз и маленькая Джульетта, январь 1973 года».