Читать книгу "Боярские дворы - Нина Молева"

Трудно найти более убедительное доказательство привязанности Петра I к погибшему Ф. И. Троекурову, чем эта поездка с его телом в Ярославль, пусть для родных, отметивших подобное событие на надгробии, она была прежде всего удовлетворением тщеславия. Сам отец, хоронивший сына, сколько-нибудь значительной роли при новом царском дворе не играл.

У И. Б. Троекурова все было позади. При Федоре Алексеевиче дослужился он до боярина, в то же царствование и при правлении царевны Софьи ведал приказами Большой казны, Иноземным рейтарским и московским Судным, а в год отстранения Софьи от власти стал начальником Стрелецкого приказа. Всю жизнь на службе, все время на глазах у царей, и все же Петру много ближе были сыновья Ивана Борисовича, с которыми прошло и его отрочество, и первые годы самостоятельного правления, товарищи по потешным войскам, по военной службе и походам. Федор Иванович состоял сначала стольником, потом спальником, а с 1693 года — бомбардиром. Иван Иванович был комнатным стольником, перешел в армию, дослужился до чина капитана и умер на службе в Старой Ладоге, откуда почему-то отец и родные не потрудились перевезти его на Ярославщину — он так и остался похороненным в паперти Предтеченской церкви староладожского Предтечева монастыря.

Неточными оказались Холмогоровы в пересказе смысла встретившихся им документов. Ошибся в широко используемой исследователями «Родословной книге» и известный специалист по генеалогии Лобанов-Ростовский, утверждая, что имел Иван Иванович Троекуров единственного сына Алексея. В материалах Вотчинной коллегии по городу Москве, в деле № 6 из книги № 63, подробно перечислялись новые владельцы Хорошева-Троекурова — Алексей, Петр и Александр Ивановичи и девица Прасковья Федоровна, дочь погибшего под Азовом друга Петра I. Значит, наследование троекуровской вотчины выглядело совсем иначе, чем его представляли Холмогоровы. Переживший всех своих сыновей семидесятилетний Иван Борисович сделал наследниками четырех внуков, которые и вступили в права владения подмосковной непосредственно после его смерти, 25 ноября 1703 года. Обойденной оказалась только одна внучка старого боярина — Прасковья Ивановна.

Если подобное количество владельцев показалось бы непомерно большим в середине века, то на рубеже XVII–XVIII столетий все выглядело иначе. Переписная книга за номером 9811, на 5-м и 6-м листах показывала наличие в селе Хорошево «двора вотчинникова, в деревне Хламовой, Харламове тож, 11 дворов крестьянских и бобыльских, в них 34 человека». Переписная книга № 9814 за 1704 год уточняла, что собственно «в селе Хорошеве церковь каменная во имя Николая Чудотворца и Алексея Митрополита, двор вотчинников, двор скотной и 5 дворов кабальных, всего 35 человек». С середины столетия население вотчины увеличилось в несколько раз, не говоря об увеличивавшихся угодьях и благоустройстве собственно вотчинникова двора.

Наследники Ивана Борисовича Троекурова — это снова страницы неспокойной и трудной истории начала XVIII века. Забытая дедом Прасковья Ивановна — жена графа Ивана Петровича Толстого, одна из прямых родственниц Льва Толстого. Ее свекор — знаменитый Петр Андреевич Толстой, появившийся при царском дворе стольником в бурные дни 1682 года. Это он 15 мая поднимал стрельцов против Нарышкиных, помогал царевне Софье захватить власть, кричал на народе, что задушен старший сводный брат Петра — царевич Иоанн. Вступили на престол два брата, правила государством Софья, и только падение правительницы заставило Толстого по-новому взглянуть на будущего самодержца, примириться с Нарышкиными, начать служить Петру.

Впрочем, удалось это П. А. Толстому далеко не сразу. Организаторскими, административными, военными способностями он, несомненно, обладал, успешно участвовал во втором Азовском походе, но заслужить доверия молодого царя не мог. И только то обстоятельство, что вызвался он, несмотря на свои пятьдесят два года, стать «волонтером», поехать учиться за границу вместе с недорослями, да к тому же еще и всерьез изучить за два года морское дело, сначала примирили, а затем и сблизили с ним Петра. Петр обратил внимание не только на способности стареющего царедворца — тот сумел овладеть в Италии и иностранными языками, — но и на его незаурядную дипломатическую сноровку. В 1701 году П. А. Толстой направляется в Константинополь русским посланником, что было связано и с большой ответственностью, и с прямой опасностью для жизни. За двенадцать лет пребывания у турецкого двора посланнику не раз пришлось побывать в заключении в страшном Семибашенном замке.

Выиграл П. А. Толстой дипломатическое сражение и по возвращении на родину — сумел войти в доверие к самому Меншикову. Среди многочисленных связанных с иностранными делами поручений самым ответственным оказалось улестить и вернуть в Россию бежавшего царевича Алексея. Современники были убеждены, что только П. А. Толстой мог добиться успеха в этом труднейшем и важнейшем для Петра деле. П. А. Толстой проявил не меньшую энергию в ходе следствия над Алексеем и в суде над ним. Наградой для него стало полное и безоговорочное доверие Петра. Это доверие выразилось и в ценных наградах, и в назначении именно П. А. Толстого начальником страшной Тайной канцелярии. Теперь от сановника не оставалось государственных тайн.

Императорской короной Екатерина I, как принято считать, была обязана А. Д. Меншикову. Но рядом с Меншиковым стоял сыгравший не менее важную роль П. А. Толстой. Он поддержал «светлейшего», подтвердил отсутствие завещания Петра, ничего не сказав о желаниях покойного в отношении престолонаследия. Ни для кого не составляло секрета, что Петр никак не хотел видеть на троне жену. Зато Екатерина-императрица была одинаково выгодна и Меншикову, и Толстому. Мнения недавних союзников и единомышленников разошлись самым роковым образом в вопросе о содержании завещания новой императрицы. Оба торопили Екатерину I с составлением завещания, но каждый хотел его видеть иным. Для Меншикова это наконец-то открывающийся путь к захвату престола. Пусть он сам не мог претендовать на императорскую корону, зато ее могла получить его дочь. Поддерживаемый австрийским посланником, Меншиков предлагает в качестве наследника сына казненного царевича Алексея — будущего Петра II при условии женитьбы будущего императора на одной из меншиковских дочерей. То, что Петр был еще мальчишкой, а Мария Александровна Меншикова просватанной невестой, само собой разумеется, значения не имело.

Г. Гзель. Граф П.А. Толстой. 1722–1727 гг.

Зато для П. А. Толстого подобное решение — и он это хорошо знает — наверняка окажется роковым. Простив вину тестю, предполагаемый император никогда не простит ее царедворцу: за судьбу отца придется отвечать одному Толстому, и только поэтому новоиспеченный граф — титул, которым Толстые обязаны вступившей на престол Екатерине I, — настаивает на включении в завещание в первую очередь дочерей Петра I. Будет ли это выехавшая с мужем в Голштинию Анна Петровна или незамужняя Елизавета, ему, в конце концов, безразлично. Мог ли выиграть П. А. Толстой? Почти наверняка нет. Сказались и ловкость «светлейшего», и его давние прочные связи с Екатериной, и возраст Толстого: соревноваться с Меншиковым в восемьдесят два года было бесполезно. Результат не замедлил о себе заявить: граф, лишенный титула и всего своего состояния, оказался в Соловецком монастыре, где в 1728 году и умер. Понесла наказание и вся его семья. Лишились титула сыновья — Петр и муж Прасковьи Ивановны Троекуровой, Иван. Кстати, титул был возвращен только их детям.