Читать книгу "Боярские дворы - Нина Молева"

Бесконечные хитросплетения придворных розыгрышей второй половины 1720-х годов не могли не коснуться семьи и второй внучки И. Б. Троекурова — Прасковьи Федоровны, выданной замуж за Сергея Михайловича Долгорукова, судьба которого необычайно характерна для петровских времен.

В июне 1712 года, семнадцати неполных лет от роду, он посылается в числе других дворянских недорослей в Голландию, где проводит долгих десять лет. Только в 1722 году возвращается С. М. Долгоруков на родину, чтобы пройти экзамен и получить от Петра чин сержанта Преображенского полка. Следующий год приносит ему младший офицерский чин — фендрика. Трудно предполагать, как сложилась бы его жизнь, если бы не вступление на престол Анны Иоанновны и «дело» Долгоруковых.

Ни в чем не связанный с любимцами умершего императора, С. М. Долгоруков сначала находится в стороне от производившейся расправы, в 1731 году переводится ротмистром в лейб-гвардии Конный полк, но затишье оказывается временным. 31 декабря того же года его исключают из полка и отправляют в Перновский гарнизонный батальон. В мае 1739 года С. М. Долгоруков получает полную отставку от военной и статской службы с повелением безвыездно жить в подмосковной деревне Покровское. Причина императорского гнева крылась во вновь возбужденном «деле» Долгоруковых. И любопытное соотношение дат: 17 октября 1740 года не стало Анны Иоанновны — 21 октября С. М. Долгоруков получил чин майора, правда, без права выезда из той же деревни. Повышение в чине в отставке!

И все-таки это была совершенно необъяснимая в «деле» Долгоруковых снисходительность и мягкость, так мало похожие на действия Анны Иоанновны против ненавистных ей чужих временщиков. Она не могла крыться в заслугах или достоинствах самого С. М. Долгорукова. Совершенно явно существовала иная сила, смягчавшая крутой нрав императрицы. Семейная хроника добавляет некоторые существенные обстоятельства.

Военная служба не была запрещена сыновьям С. М. Долгорукова. Один из них, Федор, семнадцати лет рядовым солдатом принимает участие в осаде и взятии Очакова. Он — герой битвы под Егерсдорфом, отличится в 1758 году при атаке Кюстрина и двумя годами позже — при атаке Берлина. В сентябре 1776 года, уже в чине генерал-майора, Ф. С. Долгоруков был ранен и спустя две с половиной недели скончался от раны.

Солдатом армейских полков начинал службу и его брат Михаил, ставший в 1762 году полковником Белогородского гарнизона. Особенной известностью пользовался брат С. М. Долгорукова Василий, руководивший освобождением от турецких войск Крымского полуострова и потративший на эту операцию всего две недели, что принесло ему приставку к фамилии. Как Г. А. Потемкин назывался Таврическим, так В. М. Долгоруков стал называться Крымским. Солдат с тринадцати лет, он в четырнадцать уже участвовал в штурмах Перекопа и Очакова, и хотя, по мнению многих современников, особыми талантами как военачальник не отличался, в личной храбрости и честности ему не мог никто отказать.

В полной мере гнев Анны Иоанновны коснулся отца С. М. Долгорукова, который был сослан в оренбургские степи вместе со своими тремя младшими внуками — детьми сына Сергея. Только приход к власти Елизаветы Петровны освободил С. М. Долгорукова от заключения в Покровском и вернул ему младших сыновей. Правда, новая императрица тоже не захотела видеть бывшего ссыльного на действительной военной службе, ограничившись награждением его чином генерал-майора, по-прежнему в отставке. В то время как его брат, Василий Долгоруков-Крымский, успешно продолжал участвовать в сражениях, С. М. Долгоруков вынужден был ограничиваться судьбой помещика. Вместе с братом он мог разве что купить у родного дяди имения в Можайском уезде в 1744 году и заняться их благоустройством.

По-видимому, той силой, которая сначала смягчила направленный против долгоруковской семьи удар, но зато потом и воспрепятствовала возобновлению служебной карьеры С. М. Долгорукова, стали родственные связи его жены. Не троекуровские — они как раз значения не имели, но со стороны матери. Возникал вопрос: из какой семьи та происходила?

В «Родословной книге» Лобанова-Ростовского женой Ф. И. Троекурова названа некая, неизвестная автору по ее девичьей фамилии, Ирина Петровна. Другим генеалогам удается установить, что принадлежала она к семейству Салтыковых. Салтыковой была царица Прасковья Федоровна, жена старшего сводного брата Петра I — Иоанна Алексеевича, мать императрицы Анны Иоанновны. Связь с Салтыковыми вполне могла облегчить положение супружеской четы Долгоруковых — с этим родством Анна Иоанновна очень считалась. Но что было делать с ускользнувшей от внимания исследователей надгробной плитой из ныне не существующего кремлевского Чудова монастыря? Из надписи на плите следовало, что лежала под ней княгиня Дарья Родионовна Троекурова (сестра Иоанна Родионовича Стрешнева), жена князя Федора Ивановича, умершая в мае 1721 года, спустя четверть века после гибели мужа.

Прах Дарьи Родионовны не был отправлен в Ярославль, в семейную усыпальницу Троекуровых. Стрешневы полагали, что обладают большей знатностью, более высоким положением в царедворческой иерархии. Не каждый род мог похвастаться правом хоронить своих членов в Чудовом монастыре. Д. Р. Троекурова-Стрешнева была погребена рядом с отцом, «болярином», умершим в 1687 году. Стрешневы имели еще более важные, чем Салтыковы, связи с царствующим домом. Из их семьи происходила царица Евдокия Лукьяновна, жена первого из Романовых, мать царя Алексея Михайловича. Не считаться с такими родственными узами проведшая весь свой век в Курляндии, искавшая поддержки среди русского дворянства. Анна Иоанновна тоже не могла.

Может быть, в подобной ситуации выяснение фамилии жены Федора Ивановича Троекурова и не имело особого значения, если бы не решение вопроса о времени сооружения сохранившейся до наших дней Никольской церкви, интереснейшего памятника русского зодчества рубежа XVII–XVIII веков. Приблизительная, основанная на документах об освящении и анализе стилистических особенностей датировка дает 1699–1706 годы. Проверить их на семейной хронике Троекуровых было, конечно, необходимо, а для этого предстояло в который раз разбираться в запутанной родне.

Стиль, к которому относится троекуровская Никольская церковь, условно принято определять как нарышкинское барокко — своеобразный вариант барокко, введенный в московскую практику зодчими или зодчим, строившим для родственников царицы Натальи Кирилловны и по ее собственным заказам. Многие черты здесь были необычными для сложившихся в XVII столетии архитектурных решений.

Прежде всего — план. Никольская церковь представляет собой круглое здание с четырьмя фасадами в виде больших арок. Поднимаясь выше первого яруса церкви, эти арки создают волнистую линию, охватывающую постройку, из-за которой, как из раскрывшихся лепестков цветка, поднимается широкий барабан с увенчанной куполом главкой. Белокаменные детали капителей и картушей лишены резьбы и кажутся незавершенными в своей нарочитой простоте. Из белого камня выложена и ведущая на второй этаж наружная лестница. Очень хороши железные витые решетки в окнах фронтонов. Именно они еще раз наводят на мысль, что Никольская церковь не получила первоначально задуманного декора, возможно, из-за изменений, произошедших в семье заказчика.