Читать книгу "Храбр - Олег Дивов"

Сказители обычно принадлежали если не к состоятельным, то к вполне крепким крестьянам. Бедняки среди них были редкостью, хотя именно из бедноты происходила Мария Кривополенова. Для запоминания и исполнения былин, по признанию северного крестьянства, требовалось обладание «особенным талантом».

Это действительно так. Каждое новое исполнение былины становилось актом творчества. Дело в том, что сказителю не обязательно заучивать былину наизусть, главное – запомнить сюжет и имена героев. Дальше помогают мнемотехники, заложенные в «типические запевы», и сам блочно-формульный принцип построения былины – если ты помнишь определенный набор формул, пой, не собьешься. Таким образом, сказитель избавлялся от необходимости держать в голове огромный массив текста. Но зато каждый раз он как бы заново собирал былину из множества готовых блоков. Он мог сделать ее короче, длиннее, динамичнее, медленнее, жестче, лиричнее… Сказитель мог все.

Справедливости ради отметим: традиционность былинного стиля, помогавшая сказителям, влекла за собой нечувствительность к смыслу выражений и оборотов. «Окаменелые эпитеты», употребленные по привычке, могли оказаться совсем не к месту. Типичные примеры: князь Владимир называется ласковым даже тогда, когда он весьма неласков; царь Калин своего же татарина зовет «поганым», а татарин, передавая грозное приказание князю Владимиру от имени своего повелителя, называет последнего «собака Калин царь».

Личность сказителя проявлялась не только в подборе репертуара, но и в трактовке характеров героев. У набожного сказителя и богатыри окажутся преувеличенно набожными; у сказителя-«книжника» в былину проникнут книжные обороты речи. Ясно, отчего в устах портного голова Идолища Поганого после удара Ильи Муромца отлетает, «будто пуговица». Один сказитель подробно опишет наказания героев, другой обойдется с ними ласковее и т.д. Этим же объясняется, почему у двух сказителей, «понявших» (т.е. перенявших) былину у одного и того же лица, текст может иметь более или менее заметный индивидуальный строй.

Для «понимания» былин требовалась большая восприимчивость, обычно их запоминали в юные годы, но публичное исполнение былин молодыми людьми было редкостью. «Сказывание» считалось делом людей «степенных», они обычно бывали стары (60–70 лет, иногда 80–100). Часто искусство сказывания былин переходило по наследству.

В 60-х годах XIX в., когда делали свои записи Рыбников и Гильфердинг, былинная традиция в Олонецком крае еще жила достаточно интенсивно, хотя и тот и другой собиратели предвидели ее скорый конец. В 1926–1928 гг. по тем же местам прошла экспедиция фольклористов братьев Соколовых. Они записали 370 былин от 135 сказителей и сделали неутешительный вывод: традиция быстрым темпом идет к полному вымиранию. Произошло явное измельчание репертуара, сказывание былин потеряло значение особого мастерства. Существенно изменился характер сюжетов: героические и фантастико-легендарные былины исчезали, гораздо большую популярность приобрели былины романтического и балладного характера, с семейно-бытовыми и любовно-драматическими сюжетами. Если Гильфердинг считал, что на Кенозере «как бы сам воздух пропитан былинной поэзией», то в 20-е годы XX века приходилось подолгу разыскивать стариков, знающих былины. Даже в глухом Олонецком крае ситуация вплотную подошла к тому положению, какое было отмечено в районах, теснее связанных с культурными центрами. Былинный эпос в крестьянской среде определенно и безвозвратно отмирал.

Новое время потребовало новых песен.

6. Конец истории

Трактовка исторических событий, отношение к ним – личное дело каждого. Но какую точку зрения ни выбери, одинок не окажешься. Всегда найдется сколько-то людей, придерживающихся того же мнения.

Даже ехидный вопрос: «А ты за красных али за большевиков?!» способен внести в общество разброд и шатания. Сейчас же появится некто компетентный и объяснит, что между красными и большевиками существенная разница. Действительно, на стороне «красных» сражались не одни большевики. И вот уже у нас есть две партии, ведущие яростную дискуссию о делах давно минувших дней.

Нечто подобное происходило не так давно, когда переругались «норманисты» и «славянофилы» (последняя точка в их споре не поставлена по сей день и не появится никогда). Ключевского не раз спрашивали, каково его мнение по этому поводу, но знаменитый историк отмалчивался. Только после его смерти был обнародован фрагмент из частной переписки, где Ключевский говорит, что полемика между норманистами и славянофилами есть проблема не столько историческая, сколько психиатрическая.

Вероятно, дело в том, что история сродни литературе. Есть ряд объективных критериев, по которым можно оценивать качество художественного текста, но выбор читателя всегда делается по принципу «нравится – не нравится». То же с историческими оценками. Они могут быть железно логичны, но вот чувствуешь ты – что-то здесь не так. И все.

Когда дело касается трактовки истории, разумных вариантов поведения мало. Либо вы примете одну из готовых версий, либо выработаете особое мнение (как уже говорилось, у вас и тут найдется масса сторонников), либо вам все равно.

Вот хороший пример. Общеизвестно, что князь Владимир устроил нечто вроде «открытого конкурса на веру». К нему ходили представители разных конфессий, князь их выслушивал, отпускал издевательские комментарии и слал прочь. Последним явился философ-грек, и его речь произвела сильнейшее впечатление на Владимира. Тот даже отправил специальное посольство оценить, столь ли красивы константинопольские храмы, как уверял философ. И Русь стала православной.

Так сказано в летописи и в житиях св. Владимира.

У неподготовленного читателя эта версия не вызывает особых сомнений – автор имел возможность многократно в том убедиться.

Более-менее подкованный человек задастся вопросом, с какой стати Владимир расспрашивал иудея и магометанина, если заранее было ясно, что эти «кочевнические» религии оседлая земледельческая Русь не воспримет (по восточным источникам, князь и правда интересовался мусульманством, но быстро поставил на нем крест, простите за каламбур).

Тот, кто знаком с большим массивом древних текстов, сразу углядит в рассказе о «конкурсе» типичный «бродячий сюжет». Достаточно вспомнить «Письмо короля Иосифа», приписываемое некоему хазарскому кагану, – там описано аналогичное состязание священников. Разница лишь в том, что у кагана организован диспут, и побеждает в нем иудей.

А что думают наши «источники»?

Византист Литаврин говорит, что это без сомнения легенда.

Грекову, эксперту по Киевской Руси, похоже, было все равно – он лишь небрежно заметил, что «летописец в драматизированной форме передает нам, как Владимир знакомился с разными верами. Факт этот вполне правдоподобен. Владимира окружали люди, исповедавшие еврейскую, магометанскую и христианские… религии».

А вот религиовед Никольский высказался предельно ясно: «Еще церковный историк Голубинский нашел мужество признать, что все рассказы как летописи, так и «жития» Владимира об обстоятельствах принятия христианства являются благочестивыми вымыслами, составленными на ранние византийские сюжетные мотивы, и не содержат ни одной крупицы исторической истины, кроме одного голого факта, что в 988 или 989 г. Владимир и его дружина приняли из Византии христианство, которое и было объявлено официальной религией».