Читать книгу "Журавль в клетке - Наталия Терентьева"

– Лестно, спасибо. Ты куда, Маш?

Я наконец заставила себя освободиться от его рук и быстро прошла к двери, на ходу одергивая свитер.

– За козой.

– Давай.

Соломатько чуть растерялся, но даже не сделал попытки меня догнать. В этом всегда была его сила. Он не удерживал и не бежал следом. Наверно, поэтому я почти шесть лет собиралась от него уйти, да так и не ушла.

– Приводи. И чтоб была покучерявее, с длинными ножками и на морду тоже… В общем, поприличнее там подбери козу. А то сама приходи. Приму. Сегодня. Завтра уже нет.

Если бы я не знала Соломатька, я бы подумала, что он не обиделся и просто шутит. И только отрывистость речи выдавала его обиду и ярость. В молодости, по крайней мере, больше обидеть его было нельзя, чем отказать в самом простом желании – обладать, пусть даже на некоторое, ограниченное обстоятельствами и суетой, время.

Реванш. Это маленький реванш. Если уметь этим пользоваться, то можно на каждую свою обиду найти вот такого растерянного мачо с оттопыренной ширинкой. Только я не умею. Мне и себя жалко, и мачо. А уж этого… Но не могу же я здесь, при Маше… Да я вообще не могу!..

– Но лучше козу! – все никак не мог уняться обиженный Соломатько. – Или даже две! Одну потом зажаришь, а вторую можно доить и делать простоквашу. Иди-и, Егоровна! Что застыла? Или сюда иди, или отсюда. Только не стой столбом передо мной. Ну что за манера? Встать и стоять. Да, вот такое я говно. Помнишь, как в мультфильме ворона говорила?

Я хотела сказать, что именно это тяжеленькое липкое словцо постоянно вертится у меня на языке в отношении него, хотя в общем-то я профан в неформальной лексике великого и могучего русского языка. Но только покачала головой:

– Удивительные мультфильмы ты смотришь, Соломатько.

– Повтор, Егоровна, перепев. Я тебе уже сказал: вот такое я говно. Это включает все – и удивительные мультфильмы, которые я смотрю, и удивительных коз и курочек, которых я имею в не ограниченном финансами и здоровьичком количестве. А также, – Соломатько вздохнул, – удивительных женщин, которых я не люблю. – И, видя, как я дернулась, быстро добавил,– – Потому что они никак мне не дают. В смысле – любить их не дают. А ты что подумала, Егоровна? Рот уже открыла от возмущения. Иди, а то полдник пропустим. Бог с ней, с козой. Принеси хотя бы молочка и творожку, что ли. И малинки! – кричал он мне уже из-за закрытой двери. – Да, малинки! Пусть Маша возьмет в большом морозильнике! И сами тоже поешьте, не выдрючивайтесь! Домашняя малинка, из своего сада! Там в саду есть слева заросли! Пятнадцать кустов, огромных! Ни черта сквозь них не продерешься к забору! Очень напоминают мою неразделенную… неразделенное… нуты поняла, Егоровна! Такое что-то мощное и непонятное! Ты здесь еще?

– Здесь, – ответила я совсем тихо, так что он не мог слышать.

Он на секунду замолчал и потом все же продолжил:

– А рядом с зарослями – крапива, как положено! Летом приедете выкуп пропивать – будем рвать малину! И потом того, кто нервы мне столько времени на локоть наматывает, заставим сесть в крапиву одним голым местом! Егоровна! Да не стой ты под дверью! Что за угол ты нашла в этом доме? Я же знаю, что ты никуда не ушла!

– Если знаешь, что ж так орешь? Могли бы и тихо поговорить… про малину с крапивой… – ответила я и пошла прочь от двери, около которой действительно стояла, как прилипшая, сама не знаю зачем.

– Вот так-то лучше! Определенность! Она всегда лучше! Твои слова – не мои! Ненавижу определенность! – изо всех сил кричал Соломатько. – Малинки со сливочками! Егоровна! Слышишь? Малинки мне со сливочками!.. Малинки…

– Прямо «Карету мне, карету!» – бубнила я, спускаясь с лестницы и злясь неизвестно на кого.

* * *

Внизу меня ждал сюрприз, разом отвлекший от несостоявшихся сексуальных переживаний, которые тем не менее взбудоражили мою действительно почти что монашескую кровь. Самое странное, что никто до Соломатька об этом не догадывался. Либо так нагло об этом не заявлял.

Маша, увидев меня, помахала мне рукой:

– Мам, иди скорей! Тут такие новости!..

Напротив нее сидел голубоглазый, светловолосый, тонкошеий и при этом абсолютно очаровательный еврейчик лет двадцати. С некоторых пор я остерегаюсь называть евреев евреями – как бы не обидеть и заодно не попасть под статью о ксенофобии и шовинизме. Но что ж тут поделать, если они так отличаются от остальных представителей белой расы – и внешне, и внутренне.

Красивый юноша, положив белые длинные пальчики на кожаную папку, не отрываясь смотрел на раскрасневшуюся Машу.

– Знакомься, мам, это Ванечка. Тот самый пасынок Игоря Евлампиевича.

Я поперхнулась.

– Вот, приехал, часть взноса привез… – смущенно пояснил Ванечка, на мгновение переведя на меня светлые глаза с мохнатыми, загнутыми ресницами, и снова стал смотреть на Машу.

Эффект, который моя дочь производит на всех мальчиков, был мне давно известен. Даже те, которые, кроме компьютера или мотоцикла, больше не признавали ничего достойным своего внимания, на Машу реагировали сразу же и одинаково энергично. Мне были уже знакомы варианты от радостного недоумения до шоковой атаки. У Ванечки это было, по крайней мере, эстетично. Он сам алел, как маков цвет, но был спокоен и доступен для посторонних.

– Простите, вы сказали – «взноса»?

– Да… – Ванечка опять перевел на меня глаза, и я увидела, что не так уж он и спокоен. – Тут, правда, немного… Но, может быть, на первое время хватит?

Маша засмеялась:

– На первое время – кому?

– То есть… я имею в виду… – Под строгим взглядом Маши Ванечка совсем смутился. – Это – первая часть денег, которые требуются…

И тут до меня дошло. Он же привез их сюда, а не на вокзал, или где там Маша планировала забирать выкуп за Соломатька. Я посмотрела на нее. Она как будто поняла, о чем я думаю, и развела руками.

– Хорошо. И сколько вы привезли, интересно? – Надо было доигрывать до конца. Не срываться же с места и не убегать, даже если убежище наше каким-то образом раскрыто.

– Мам, только спокойно. Все очень серьезно. Ваня привез тысячу долларов. Это его личные деньги. Он работает в компьютерной фирме, делает рисунки для детских игр. Да, Ванечка, правильно я говорю? И с помощью компьютера вычислил, где найти Игоря Евлампиевича. Так что все Шерлоки Холмсы в лице Насти Каменской отдыхают. Так, Ванечка?

– Так, – радостно улыбнулся Ваня, приемный сын нашего и не нашего Игоря Соломатька. – Хотя я и не очень знаю про… Как вы сказали – Настя?

– А, ерунда! – отмахнулась Маша. – Мама читает детективы, чтобы уснуть побыстрее. Есть сейчас такая очень популярная героиня, символ времени. Пьет натощак апельсиновый сок, курит по две пачки в день, носит растоптанные кроссовки и спит с не очень любимым, но преданным мужем.