Читать книгу "Мизери - Стивен Кинг"

— Довольно быстро я выяснила, что у него не было никакогозаказа на рисунки. Он делал эти зарисовки по собственной инициативе,намереваясь потом продать какому-нибудь изданию. Он не был даже уверен в том,что тот журнал вообще собирается печатать материал об «Оверлуке»! Я очень скорооб этом узнала! А когда узнала, то решила заглянуть в его блокнот. Я считала,что у меня есть на это полное право. В конце концов он ел за мой счет и спал вмоей постели. Там, в блокноте, было всего восемь или девять картинок —кошмарных.

Лицо ее сморщилось, и Полу показалось, что она сейчаспопробует захрюкать.

— Даже я могла бы нарисовать лучше! А он вошел, когда ясмотрела его блокнот, и вышел из себя. Сказал, что я что-то вынюхиваю. Ясказала, что у себя дома я вправе смотреть на что угодно.

И еще сказала, что если он художник, тогда я — мадам Кюри.Он засмеялся. Он смеялся надо мной. И тогда я… Я…

— Ты убила его, — подсказал Пол. Собственный голос показалсяему старческим и печальным. Энни невесело усмехнулась, глядя в стену:

— Ну, наверное, что-то такое было. Я точно не могуприпомнить. Только он был мертв. Это я помню. Я помню, как мыла его в ванной.

Пол вытаращился; его замутило от ужаса и отвращения. Онпредставил себе: обнаженное мертвое тело Помроя плавает в ванне, как кусокдеревяшки, затылок стукается о борта ванны, глаза таращатся в потолок…

— Мне пришлось это сделать, — сказала Энни, поморщившись. —Ты, может быть, не знаешь, что такое одна ниточка в руках полиции, или грязьпод ногтями, или даже пыль на волосах мертвеца! Ты-то не знаешь, но я всю жизньработала в клиниках, и я знаю! Я — знаю! Знаю, о чем будут говорить в СУДЕ! Онапостепенно вгоняла себя в состояние фирменного бешенства Энни Уилкс, и Полвидел, что ему следует как-то попытаться обезвредить ее хотя бы на время, ноонемевшие губы не слушались.

— Они все против меня, все! Ты что, думаешь, они стали быслушать, если бы я рассказала им, как было дело? Ты в это веришь? Жди! Они бысказали в ответ какую-нибудь чепуху типа того, что я приставала к нему, он надомной посмеялся и я его убила! Вот что они наверняка скажут!

А знаешь что, Энни? Знаешь что? Я думаю, что такая версияближе всего к истине.

— Они тут все грязные подлюги и что угодно скажут, чтобынавредить мне или запачкать мое имя!

Она замолчала, надсадно дыша, тяжело глядя на Пола, словнопредлагая ему возразить. Попробуй только возрази!

Затем она как будто отчасти взяла себя в руки и заговорилауже спокойнее:

— Я вымыла… ну… то, что от него осталось… и выстирала егоодежду. Я знала, что мне делать. В тот день шел снег, первый настоящий снегопадв том году, и по телевизору сказали, что на следующее утро снежный покров будетв фут глубиной. Я сложила одежду в полиэтиленовый пакет, завернула тело впростыни и вынесла все это на Девятое шоссе, когда стемнело. Я прошла примернона милю дальше того места, откуда сейчас смыло твою машину. Я дошла до леса исвалила свою ношу на снег. Не думай, я его не прятала. Я знала, его занесетснегом, и решила, что весной ручьи смоют его. Так оно и получилось, я даже непредполагала, что его унесет так далеко. Ну вот, и тело нашли только через годпосле того, как… как он умер, и почти за двадцать семь миль отсюда. Лучше былобы, конечно, если бы он застрял где-нибудь поближе, ведь в Грайдерскомзаповеднике вечно толкутся туристы и любители птиц. В здешних лесах куда меньшенарода.

Она улыбнулась.

— Вот там, Пол, теперь твоя машина — где-то в лесу междуДевятым шоссе и Грайдерским заповедником. Наверное, довольно далеко, потому чтос дороги ее не видно. У меня в старушке Бесси есть прожектор, достаточномощный, но от дороги до самого леса я ничего не заметила. Думаю, когда водасойдет, я схожу туда пешком и проверю, но я почти уверена, что опасностиникакой. На нее наткнется какой-нибудь охотник года через два, или через пять,или через семь, она будет вся проржавевшая, на сиденьях поселятся бурундуки, аты к тому времени закончишь мою книгу, а сам будешь опять в Нью-Йорке или вЛос-Анджелесе, не знаю, куда ты захочешь поехать, а я буду так же мирно житьтут. Может быть, мы даже станем переписываться.

Она рассеянно улыбнулась — женщина, которой пригрезился чудесныйзамок высоко в облаках; но улыбка тут же исчезла, и она снова взяла деловойтон:

— Так вот, я ехала сюда и очень серьезно размышляла. Мненужно было как следует все обдумать, так как теперь, когда твоей машины нет,ясно, что ты действительно сможешь остаться здесь, действительно сможешьзакончить мою книгу. Ты сам понимаешь: я до сих пор не могла быть в этомуверена, хотя ничего тебе не говорила, потому что мне не хотелось тебяогорчать. Может, я потому не хотела тебя огорчать, потому что знала, что ты втаком случае не сможешь так хорошо писать, но знаешь, милый, эти холодные словане выражают всего, что я чувствовала. Видишь ли, сначала я любила в тебе толькотвою способность так замечательно писать — ведь только об этой твоейспособности я могла судить, больше я о тебе ровно ничего не знала и понимала,что в остальном ты вполне мог бы оказаться неприятным человеком. Я же не куклас глазами. Я читала кое-что о так называемых «знаменитых писателях» и знаю, чтомногие из них в жизни были мерзкими типами. Ну хотя бы Эрнест Хемингуэй илиэтот рыжий парень с Миссисипи — Фолкнер или как его там. Может, такие люди иполучают Пулитцеровские премии и все такое, но все равно они не более чемгребаные алкаши. И другие ничем не лучше — когда они не пишут своизамечательные книги, они только и знают, что пьют, колются, трахаются и одномуБогу известно, что еще делают. А ты не такой, и когда я постепенно узналанастоящего Пола Шелдона — надеюсь, ты не обидишься, если я скажу, — я полюбилаи его самого, а не только его книги.

— Спасибо, Энни, — проговорил он, покачиваясь на сверкающейзолотой волне полузабытья, и подумал: А знаешь, ты ведь могла и ошибиться на,мой счет, ведь в моих обстоятельствах у меня очень мало соблазнов. Когда у тебяпереломаны ноги, не так просто заглянуть, скажем, в бар. А если я и не колюсь,так меня колет Пчелиная Богиня Бурка.

— Но захочешь ли ты остаться? — продолжала Энни. — Вотвопрос, который я должна была задать себе, и, как бы мне ни хотелось обманутьсебя, я знала ответ, знала еще до того, как увидела следы на двери.

Она указала на дверной косяк, и Пол подумал: Она все зналапочти с самого начала. Обмануть себя? Это на тебя не похоже. Самообман не втвоем стиле, Энни. Зато я строил иллюзии за нас обоих.

— Помнишь тот день, когда я уехала в первый раз? Когда мы стобой так глупо поругались из-за бумаги?

— Да, Энни.

— Ты ведь именно в тот день впервые вышел из комнаты?