Читать книгу "Кубинский кризис. Хроника подводной войны - Питер Хухтхаузен"

Весь скандальный эпизод с «К-19» был успешно скрыт ГШ ВМФ; только несколько гражданских лиц вне Северного флота точно знали, что произошло на самом деле. Моряки, получившие смертельные дозы облучения, были распределены по разным госпиталям с диагнозом «испытывающие серьезную травму, вызванную стрессом». Восьмерых умерших похоронили в секретных могилах, а их семьям сообщили лишь о том, что они погибли при исполнении служебных обязанностей. Позднее умерли еще тринадцать человек, с их телами обошлись подобным образом.

В январе 1962 г. на другой лодке, «Б-37» («Проект 641»), также базирующейся в Полярном и пришвартованной у пирса, произошел взрыв торпеды. Взрыв оказался такой силы, что уничтожил весь экипаж в составе 122 человек и потопил другую лодку, «С-350» («Проект 613»), пришвартованную с противоположной стороны того же пирса, и вырвал и скрутил листы, из которых была изготовлена палуба, и трубы, которые дождем посыпались на расположенные в нескольких сотнях метров дома, в которых жили семьи моряков.

По этим причинам ГШ ВМФ лихорадочно искал толкового подводника для участия в совершенно секретной операции под названием «Анадырь». Выбор пал на адмирала Рыбалко и проверенные временем дизельные лодки дальнего действия 4-й эскадры; на тот момент сам контр-адмирал Рыбалко не имел ни малейшего представления о том, куда именно он их поведет. Генерал Матвей Захаров, начальник Генерального штаба ВС СССР с 1960 по 1963 г., окрестил развертывание войск на Кубе операцией «Анадырь», заимствовав название у сталинского плана 50-х годов, который предусматривал развертывание армии численностью в миллион человек на Чукотке для последующей атаки Аляски — в том случае, когда послевоенное ухудшение отношений с США привело бы к войне.

Министру обороны Малиновскому был срочно нужен надежный и умелый командир-подводник, которому можно было бы доверить руководство выходом в море передовой бригады ударных ПЛ дальнего действия («Проект 641») и ее скрытным переходом в Мариэль, Куба, в начальной стадии морской фазы операции «Анадырь».

В глазах убежденных красных, одним из которых был и Малиновский, игра с ракетами на острове в Карибском море, которым правил диктатор в защитном шлеме, который к этому времени еще даже не называл себя коммунистом, являлась глупостью. Морской этап операции «Анадырь» (Анадырь — порт в северо-восточной Сибири) предусматривал скрытный переход на Кубу одиннадцати ПЛ и назывался операция «Кама» (Кама— сибирская река, текущая на запад, к Волге). Морская стадия предусматривала развертывание группировки, которая включала бы в себя два устаревших артиллерийских крейсера класса «Чапаев», два ракетных эсминца, два дивизиона тральщиков, семь ПЛ «Проект 629» (по классификации НАТО — класс «Голф») со стратегическими ракетами — эти лодки должны были войти в состав формируемой 18-й дивизии, и четыре ударные дизельные лодки дальнего действия «Проект 641», которые должны были войти в состав формируемой 68-й бригады. Все эти силы и средства должны были постоянно базироваться на Мариэле, Куба.

Премьер Хрущев 12 мая 1962 г. принял важное решение о размещении на Кубе стратегических вооружений под прикрытием обширной программы помощи. Первая советская делегация старших военных экспертов во главе с Шарафом Рашидовым вылетела в Гавану 28 мая для консультаций с кубинским руководством. Кубинцы немедленно приняли грандиозный план. 13 июня в ГШ ВМФ на улице Грибоедова поступила директива советского Генерального штаба № 79604, ставшая основой для планирования операций «Анадырь» и «Кама».

С самого начала некоторые старшие морские офицеры испытывали определенное сомнение в отношении операции, которая, как они считали, несла в себе зачатки своего последующего провала. Тотальная надежда на секретность, покрывавшую переброску стратегических вооружений на Кубу, была основой полного успеха в том случае, если предположить, что американцы не раскроют план и не смогут противодействовать ему, пока он не станет свершившимся фактом. Если Советы не смогут скрытно установить ракеты и быстро подготовить бомбардировщики к полетам, вся операция может вызвать дипломатический кризис на самом высоком уровне, оставив СССР с не полностью реализованной мощной угрозой — нечто вроде того, как в начале поединка один из дуэлянтов находит, что его пистолет только частично вытащен из кобуры.

Секретность, покрывавшая всю операцию, была настолько всеобъемлющей, что Генеральный штаб, для придания еще большей убедительности самому названию операции «Анадырь», приказал включить арктическое снаряжение — лыжи, меховые полушубки и валенки — в экипировку военнослужащих четырех мотострелковых полков, намеченных к отправке на Кубу, Таким способом планировалось сбить с толку младших командиров, которые увидят, что о зимнем имуществе не только говорится в документах, но оно действительно складировано на пирсах, готовое к погрузке, и решат, что им на самом деле придется действовать в тех местах, где гораздо холоднее, чем в Карибском море.

Последующий срыв покрова секретности заставил советских лидеров лгать напропалую в ООН и всему миру в целом о своих намерениях. Что касается этой операции, то были и другие отступления от обычного советского поведения. К примеру, начальник Генерального штаба генерал Захаров настаивал на том, что все участники кубинской операции за три месяца до убытия на Кубу должны получить особую оплату — требование необычное, которое, хоть и пользовалось популярностью, заставило пытливые головы задуматься, а у болтунов развязало язык, Как следовало действовать, чтобы выполнить такой масштабный план и сохранить всю операцию в полном секрете — должно быть, это было серьезной задачей даже для той политической системы, которая была известна отсутствием свободного потока информации и своим пристрастием к интригам и подавлению правды. Адмирал Рыбалко мало знал об этих подготовительных мероприятиях, у него были собственные впечатления об операции.

* * *

Дверь в кабинет министра неожиданно распахнулась, и в ней появилась приземистая фигура адмирала флота Советского Союза С.Г. Горшкова, запыхавшегося после недолгой ходьбы от лифта для высокопоставленных офицеров, с раскрасневшимся лицом и бывшего явно не в духе. За ним шествовал высокий адмирал Фокин, первый заместитель главнокомандующего и главный координатор операции «Кама».

— Приветствую, товарищ министр. Что привело одного из моих адмиралов в ваш кабинет, товарищ маршал? — Горщков неодобрительно относился к связям своих офицеров со старшими офицерами других видов вооруженных сил, тем более — с министром обороны. Ему было болезненно осознавать, что у адмирала Рыбалко тесные личные взаимоотношения с Малиновским, что едва ли объясняло прием маршалом младшего по званию адмирала до прибытия ГК ВМФ в кабинет министра. Согласно протоколу, Малиновский поступил правильно, поставив в известность канцелярию Горшкова о вызове им Рыбалко; и Рыбалко, и маршал поступили мудро, встретившись за пятнадцать минут до прибытия старшего адмирала — очевидный и невинный укол Горшкову.

— Товарищ адмирал флота, я знаю вашего лучшего подводника не меньше, если не дольше вас, и уверен, что вы одобряете его назначение.

— Леонид, это наиболее самостоятельное флотское задание из всех, которые у тебя когда-либо будут, — неожиданно серьезно добавил маршал. Он немного завидовал Рыбалко, молодому и подающему надежды. После его недавнего производства в контр-адмиралы последовала чудная серия назначений на престижные должности — начальник высшего военно-морского училища имени Фрунзе в Ленинграде, затем командование 4-й эскадрой ПЛ в Полярном.