Читать книгу "Фронтовые будни артиллериста. С гаубицей от Сожа до Эльбы. 1941–1945 - Сергей Стопалов"

К счастью для школьников, большинство учителей достаточно внимания уделяли сущности своих предметов, и даже таким прохиндеям, как Колька, и в голову не могли прийти подобные шутки. Вместе с тем этот парень, племянник высокопоставленного партийного функционера, достойно прожил свою молодость. В начале войны он сразу же поступил в авиационное училище, через год был уже на фронте, вскоре получил звание капитана и в качестве штурмана летал бомбить Берлин. После ранения, минуя десятый класс, поступил в Московский университет, окончил его и работал в прокуратуре СССР.

Хорошо помню директора нашей школы. Владимир Семенович Чуповой внешне походил на Маяковского – высокий, стройный, с черными волосами, зачесанными назад. Он редко повышал голос, говорил всегда громко и слыл строгим, но справедливым, и уж совсем ничего не имел общего со своим прозвищем Чумовой, возникшим по созвучию с фамилией.

Владимир Семенович знал в лицо и по именам всех своих подопечных – около 1500 учеников – и большинство родителей. Он постоянно следил за всеми новшествами и одним из первых вводил их в образовательный и воспитательный процессы.

В конце тридцатых годов в школе был создан учком – комитет, состоящий из учеников, избранных на собраниях старших классов открытым голосованием. В обязанности учкома входила выработка рекомендаций по многим вопросам школьной жизни, начиная от меню в столовой и кончая оценкой поступков некоторых преподавателей. В то время из школы нельзя было выгнать ученика без согласия учкома. Устав школы тоже разрабатывался с участием этого органа.

Иногда между учкомом и учителями возникали разногласия. В особо серьезных случаях для решения спорных вопросов приглашали директора, который час то становился на сторону учеников и лишь иногда убеждал наиболее ретивых отказаться от чрезмерно радикальных решений. И к его словам прислушивались. Благодаря активной поддержке директора учком работал и, надо полагать, объективно был полезен. К сожалению, этого нельзя было сказать о многих других школах, где этот орган превратился в обычный для тех времен фарс.

Вместе со мной училась отличница и красивая девочка Нина Живова. Я был влюблен в нее со второго класса. Во время войны их семья из Москвы не уезжала, и Нина продолжала учиться, а по вечерам ухаживала за ранеными в госпитале. Окончив школу, Нина поступила в институт, а потом и в аспирантуру. Когда ей исполнилось двадцать лет, она вышла замуж за сорокашестилетнего профессора. После демобилизации мы встретились на вечеринке одноклассников. Тогда жизнь в Москве была тяжелой, а Нина рассказывала, как хорошо она устроилась и какие льготы имеет ее муж. Потом он стал академиком, число льгот возросло, а его жена до конца жизни нигде не работала. Вскоре после смерти мужа в результате несчастного случая погиб сын, и Живова осталась одна. Теперь ее ничто не интересовало. Так бессмысленно и прошла жизнь этой когда-то замечательной женщины.

До сих пор я дружу с еще одной девушкой из нашего класса – Лелей Лагонской. В отличие от Нины Живовой ее жизнь заслуживает самой высокой оценки. Отец Лели дальний родственник А. П. Чехова. С первых дней войны он оказался на фронте, а дочка поступила на военный завод. В апреле 1942 года с письменного согласия матери Леля добровольно ушла на фронт и попала в зенитную часть, защищавшую Москву. После возвращения домой она с девятиклассным образованием проработала на разных должностях, включая инженерные, почти семьдесят лет. Сейчас ее дружная семья состоит из двух сыновей, пяти внуков, восьми правнуков и трех праправнуков. Старшие во всем поддерживают друг друга и младших. А Леля – глава этого клана, еще несколько лет назад вместе с невестками и внучками купалась зимой в проруби.

Из моих товарищей по классу получились самые разнообразные специалисты. С Мишей Ларионовым после войны я встретился, когда учился в аспирантуре. А он, вернувшись из армии лейтенантом, окончил институт и, защитив диссертацию, преподавал в вузах философию. Леня Воробьев, раненный в ногу, ходил с палочкой и работал в каком-то издательстве, выпускающем книги про животных. Яковлев – фронтовой связист, вернувшись домой, трудился на закрытом предприятии радиотехником. Я стал испытателем автомобилей, а потом более пятидесяти лет занимался эксплуатацией и надежностью тракторов.

В конце тридцатых годов в стране шла активная подготовка к войне, и это сказывалось на развитии спортивного воспитания молодежи. В Москве и других крупных городах создавали многочисленные спортивные школы и всевозможные условия для привлечения мальчишек к занятию физкультурой и спортом. В частности, широкое распространение имели значки: для двенадцати – пятнадцатилетних школьников – БГТО («Будь готов к труду и обороне»), а для старших ребят – ГТО («Готов к труду и обороне»).

В нашей школе не было спортивного зала, и занятия физкультурой при плюсовой температуре обычно проводили во дворе: бегали на время, прыгали в длину и в высоту, бросали гранаты, играли в футбол и волейбол. В холодное же время занимались в зале первого этажа: делали зарядку, прыгали в длину с места, доставали руками до пола, не сгибая коленей, и выполняли другие упражнения, не требующие спортивного оборудования и не очень шумные.

Однажды учитель физкультуры предложил ученикам седьмого класса записаться в детскую спортивную школу. Мы пошли посмотреть. Нас поразил настоящий спортзал с брусьями, перекладиной, кольцами, конем и другими снарядами. С этого дня три раза в неделю мы посещали это чудное место. Нашим тренером стал известный советский гимнаст Костя Каракашьянц, не жалевший для школьников ни сил, ни времени. Повезло и тренеру. Новички очень старались. Первое время болело все тело. Еще бы, обойти большой зал гусиным шагом – занятие не из легких. Но постепенно привыкли. Вскоре «подъем разгибом», «соскок с поворотом», «разножка» на коне и другие гимнастические упражнения стали обычным делом, а через год мы уже участвовали в городских соревнованиях школьников и начали получать юношеские спортивные разряды.

Зимой, во время финской кампании, вся спортшкола встала на лыжи. По выходным выезжали в Сокольники и после небольшой разминки бежали на время: мальчишки 5 километров, девчонки 3 километра. В один из таких дней после обязательной пробежки я пригласил прогуляться симпатичную девчонку, на которую обратил внимание еще в спортзале. Таня согласилась, предупредив, что плохо катается на лыжах. Но я успокоил:

– Ничего, это дело наживное.

Выйдя на аллею и став на параллельные лыжни, мы не спеша пошли. Таня не отставала. Я немного прибавил ходу. Таня снова шла рядом. Я побежал быстрей, но и теперь моя спутница не уступила. Наконец-то аллея кончилась, и мы вышли на железнодорожную станцию. Я, тяжело дыша, опустился на скамейку, а рядом, спокойно улыбаясь, села Таня. Оценив ситуацию, мы рассмеялись. И хотя мое самолюбие было задето, от этого случая осталось приятное воспоминание. Ведь Таня Оловянникова в то время была чемпионкой Москвы по лыжам среди девушек, а я всего лишь мальчишкой с Хитровки.

Весной мне и моим товарищам по спортшколе торжественно вручили значки БГТО, и все мы очень гордились этой наградой, а в начале нового учебного года над школой взяло шефство общество «Спартак», и многие ребята сразу же нашли себе место в новых секциях.