Читать книгу "Новый век начался с понедельника - Александр Омельянюк"

Приехало и некоторое количество дальних родственников Гавриловых, которых Платон знал плохо, так как видел не часто.

Собравшиеся с большой теплотой, уважением и любовью вспоминали Надежду Васильевну, рассказывали примечательные случаи из её жизни.

А, еле сдерживавший себя, вдовец почти всё время, никого не стесняясь, плакал, при этом тихо причитая и медленно раскачиваясь.

Периодически до Платона доносились его жалобные стенания:

– «Надюшка, Надюшка! На кого ж ты меня покинула, ласточка моя? Как я без тебя буду? Я не смогу без тебя! Жить мне теперь незачем! Я долго не протяну!».

Платону было очень жаль тестя. Но успокоить его сейчас было уже невозможно.

Во время небольшой паузы, Клавдия как бы невзначай шепнула Платону:

– «Выйдем! Поговорить надо!».

Они вышли из квартиры в громадный холл и, разместившись подальше от посторонних глаз, принялись оживлённо беседовать. Бывшие любовники соскучились друг по другу, так как не виделись уже несколько лет.

– «Как ты живёшь с Ксюхой?» – начала допрос Клавдия.

– «Нормально! Как говориться, в любви и согласии!» – недоумённо ответил Платон на такой явно дежурный вопрос, тут же задавая свой:

– «А ты, как там в Америке?».

– «Отлично! Только не в Америке, а в Канаде! Кстати об Америке. Мы с Майклом не так давно были там, и у нас была очень интересная встреча! Ни за что не угадаешь с кем!».

Платон недоумённо пожал плечами.

– «Ты у нас, Тошик, оказывается ловелас международного масштаба! Тебя даже в Америке знают и помнят! И как помнят!».

От удивления Платон даже вытаращил глаза.

От какого-то страшного предчувствия и ожидания чего-то неведомого сердце его учащённо забилось.

Клавдия, насладившись прелюдией, продолжила удивлять своего бывшего возлюбленного:

– «А тебе знакома некая Мэрилин Стивенсон?».

– «Впервые слышу!».

– «А она тебя очень хорошо знает и ещё помнит! Даже о родинке у тебя на левой ягодице! Видно хорошо ты её натренировал?! Ты, поди, и её, как меня, небось, попирал всеми возможными способами?!».

Вконец смущённый и заинтригованный Платон слегка покраснел, невольно оправдываясь перед совсем развеселившейся Клавдией, которой сейчас явно нравилось его состояние:

– «Да я впервые слышу о такой!».

– «Конечно! Немудрено! Это теперь она Мэрилин Стивенсон, а раньше была просто Маша…, кажется, Кожемякина!».

Платон теперь уже покраснел густо. На его лбу даже выступила испарина. Но тут же буйный прилив радости от неожиданного сообщения резко поднял его настроение. Его Машуля нашлась! Жалко только, что время уже ушло, и жизнь вспять не повернуть, да и теперь незачем.

Он смахнул ладонью пот со лба, и с подобострастием попросил Клавдию продолжать дальше.

– «А что тут рассказывать. Женщина она состоятельная, очень красивая и в теле, в смысле ещё стройна! Миллионерша! Вдова, кстати, кажется внука Эдлая Стивенсона! Дети есть! Как и у меня – трое! Бог, как известно, троицу любит! Ну, в общем, она хорошо помнит ваши с ней киевские… кувыркания! Привет тебе передавала! Да! В гости приглашала! Всей семьёй, вместе с нами! Ха-ха! Представляю себе картину: российский племенной жеребец Кочет в окружении покрытых им трёх тёлок! Ха-ха-ха! Прям Интернационал какой-то, наверно, пятый, или шестой?».

Клавдия не на шутку распалилась. Платон пытался её несколько успокоить. Но она, словно ревнивица, только огрызнулась на него:

– «Да отстань ты от меня…, со своей попиралочкой!».

Её смех вдруг неожиданно перешёл в рыдания, причину которых сразу было трудно понять. Хорошо, что именно в этот момент из дверей квартиры вышли их встревожившиеся супруги Ксения и Майкл. Плач и рыдания Клавдии они поняли по-своему, утешая её словами, что ничего, мол, не поделаешь, возраст и здоровье сделали своё.

Ксения обняла сестру, прижала к себе и, гладя её по каштаново-гнедым волосам с трудно уловимой проседью, принялась целовать в мокрые щёки, ласково, почти по-матерински, нашёптывая ей на ушко:

– «Ну, Клав, успокойся! Мамочку не вернёшь! Ничего тут теперь не поделаешь. Папулю теперь надо беречь. Вон он как страдает. Я даже представить себе не могла, как он её любит! И помни: я всегда с тобой! Я тебя люблю, сестрёнка! И, ни смотря, ни на что, буду всегда с тобой! Давай, давай, милая, успокаивайся!».

Эти тёплые слова Ксении неожиданно вызвали новый прилив слёз у Клавдии, но теперь только по другой причине.

Тут не выдержала и младшая. Мужчины тактично удалились. А две, давно не видевшиеся сестрёнки ещё долго стояли, обнявшись, вместе плача и утирая горько-солёные слёзы.

Постепенно их страсти поутихли, и они перешли к спокойной, задушевной беседе, возвращаясь в квартиру, стремясь первым делом увидеть свою старшую – Варвару, и уже вместе с нею излить друг другу свои накопившиеся с годами эмоции.

На следующий день гости стали разъезжаться. Сначала ближние, потом, в последующие дни, и дальние.

Все эти скорбные дни сестры провели вместе, в отчем доме, нежно опекая отца, и друг друга.

Их мужья всё время находились поблизости, готовые в любой момент прийти жёнам и тестю на помощь.

Иннокентий и Максим, в это же время, старались ничем не досаждать своим родителям. Уединившись от взрослых в комнате, где старший поучал своего младшего, двоюродного, они вели себя скромно и предусмотрительно.

Мужчины: Егор и Платон, а также уже неплохо говоривший и понимавший по-русски Майкл, предались своим традиционно мужским разговорам, как обычно, начиная о спорте, переходя к политике, и заканчивая сексом. Их лёгкая, ироничная задушевная беседа, разбавленная юмором Платона и сарказмом Егора, вызывала у слегка измученного алкоголем Майкла неподдельный восторг, хотя много из сказанного он и не мог понять в силу особенностей могучего русского языка. Часто он смеялся просто за компанию, одновременно заражённый неподдельно искренним, звонким смехом Егора и громогласным гоготом Платона.

Вечером, оставив женщин одних наедине со старым генералом, а отпрысков с компьютером, свояки-мужчины, для выяснения своих отношений и смысла жизни, уединились, по старой советской традиции, на кухне. Они выпивали, изредка закусывали и много говорили. Первую скрипку в беседе, как хозяин дома, играл Егор.

Его лёгкий, добродушный нрав позволял быстро найти общий язык с любым собеседником. Платон очень соскучился по общению с ним.

– «У нас всегда, исторически, выпивают на троих!» – информировал Егор своего зарубежного свояка Майкла.

– «У нас, в России, вообще, бог троицу любит!» – уточнил Платон слова Егора, являвшимся практически единственным человеком, с которым он мог расслабиться, не играть какую-то роль, а быть естественным, самим собой.