Читать книгу "Маленький мудрец - Борис Штейн"

– Пронеси меня на плече – попросил Валерий, только не наклоняйся, стой ровно, я спрыгну.

Толпа расступилась, и мы оказались в кругу: я и сидящий на моем плече Валерий. Он сидел картинно, подняв руку для комплимента – я увидел наше отражение в одном из стеклянных шаров, свисавших с потолка. И комплимент не заставил себя ждать: раздались дружелюбные аплодисменты. Валерий спрыгнул с высоты моего роста и приземлился на шпагат. Он оттолкнулся от пола руками, ноги его почти соединились и вдруг снова разъехались и образовали одну линию. И так раз за разом, в определенном ритме. Валерий взглянул на эстраду, кивнул клавишнику, клавишник дал вступительный аккорд, и оркестр начал, что называется, «отрываться», нагоняя темп и, кажется, импровизируя. Маленький акробат исполнял этот, наверное, самый трудный на свете танец с видимой легкостью, крутя свое ловкое тело вокруг упертой в пол руки, делал «свечку», с которой переходил на стойку на руках, а на руках-то долго танцевал, вызывая восторг публики, проделывал еще массу трюков, тщательно отработанных. Иногда он давал расслабиться телу, расслабленно двигался в такт музыке – весьма, впрочем, грациозно, потом пускал в ход новые каскады. Танец длился около пятнадцати минут – очень долго для такого бешеного темпа. Наконец он закончил высоким сальто, нашел взглядом меня и подозвал жестом. Через мгновение он сидел на моем плече, маленький триумфатор, и поднятой рукой отвечал на шквал аплодисментов. Об инциденте с Евой посетители забыли напрочь. Ева, однако, сидела за столиком, хмурая, даже можно сказать – суровая: она-то не забыла, как только что подверглась пьяному хамству. Ее обидчик сидел за столиком со своим приятелем и пил пиво. Подошел Арво. Он сердечно тряс руку Валерия, а потом и мою (мою-то за что?) и объявил, что счет нам подавать не будут: мы сегодня ужинаем бесплатно. Валерий приходил в себя, потягивая пивко из стеклянной кружки.

– А где этот придурок, что приставал к Еве? – спросил он.

– Вон он сидит, козел. Его скоро увезут на маяк, – ответил я.

– На маяк? – переспросил Валерий.

– Ну да. Какой-то парень сказал ему: «Я увезу тебя на маяк».

– Ах, вот оно что!

Ресторан наполнялся музыкой и веселым гулом, а мы трое молчали, думая каждый о своем. Я – о том, что вечер для меня не удался, Ева – о недавно перенесенной обиде, Валерий – о брошенной цирковой карьере. Мне так представлялось. Валерий посмотрел на меня внимательно.

– Пойдем в туалет, – предложил я, – помоешься.

– Да нет, – сказал Валерий. – Давай знаешь что: давай-ка слиняем отсюда. Давай-давай, – поторопил он, видя, что я бросаю печальный взгляд на недоеденную отбивную. Ева изъявила желание ехать с нами.

– Мы вместе приехали, вместе и уедем, – заявила она. Такси долго искать не пришлось, и через полчаса мы входили в калитку нашего пансионата.

Приняв душ, мы упали на свои кровати, и Валерий попросил:

– Расскажи, что там сказали про маяк.

Я повторил то, что услышал в ресторане. И сказал:

– Ты знаешь, а ведь я где-то его видел, этого типа.

– Он что, на маяке работает? – спросил Валерий.

– Откуда мне знать? Услышал вот фразу, и все…

– Может, живет на маяке просто? Русский же. Приехал в гости, например, к маячнику. Маячник там русский.

– Не знаю я. Да что тебя прямо заклинило на этом идиотском козле?

Валерий долго молчал, лежал, иногда вздыхая. Потом спросил:

– Так где ты его видел?

Я не помнил. И вообще мне показалось, что я видел просто кого-то похожего на него – не обязательно его самого.

– А ты повспоминай, – попросил Валерий. – Закрой глаза, представь его в разную погоду, в разной одежде, с разной прической… Переодевай, переодевай его мысленно!

Я закрыл глаза и погрузился в «переодевания» незнакомца. Но долго «переодевать» его мне не пришлось. Потому что я вспомнил его и сказал:

– Вечер не удался, не так ли?

Валерий пожал плечами. Он вытирал лицо и шею носовым платком.

Луной был полон сад

Да, «переодевать» мне его не пришлось, достаточно было «постричь». И я представил себе стриженную наголо голову и возвышающуюся над ней конскую морду. Я говорю конскую, хотя кто это был – конь или кобыла, я, разумеется, не имел ни малейшего понятия, да это и неважно. Конная милиция гнала перед собой перепуганных пацанов, запомнил я эту картину: равнодушная морда коня, злое лицо милиционера и ватага парней, летевших прямо на меня по весело искрившемуся снегу московского Царицынского парка. Этот синеглазый потерял шапку, вот я и вспомнил искаженную страхом физиономию, как только мысленно убрал волосы с его башки. Меня сзади чуть не сшибла милицейская легковушка – я еле успел отскочить в сугроб. Милиционеры горохом высыпались из машины и навалились на пацанов. Их (пацанов) было четверо, я оказался пятым. На меня тоже надели наручники и затолкали в подоспевший «Воронок». Не били. Я почему это подчеркиваю – наслышан был и начитан, что бьют в милиции. Но – нет. Когда заваливали в снег, может, кому и врезали, не знаю. Но в машине не трогали никого. На мои попытки объяснить, что я случайно оказался в этой компании, немолодой лейтенант отвечал скупо: «Разберемся». В отделении действительно быстро разобрались, меня даже не стали записывать. Сказали: «Сними шапку». Я снял, поправил волосы. У меня длинные волосы, я всегда их машинально поправляю, когда стаскиваю шапку с головы.

– Ты что, вообще не скинхед? – спросил лейтенант.

– Что? – не понял я.

Остальные задержанные были все бритоголовыми.

В общем, у меня проверили паспорт и отпустили по-добру-поздорову.

Лейтенант вышел вслед за мной на улицу, достал сигарету, стал охлопывать себя по карманам, ища зажигалку.

– А что они натворили-то, товарищ лейтенант? спросил я.

– Ничего, – сказал лейтенант. – Вас отпустили, так идите.

Он перешел на «вы», как с уже не задержанным.

Я достал зажигалку, щелкнул, поднес к лейтенантской сигарете. Лейтенант затянулся и вдруг сообщил:

– Замочили, суки, кавказца с ребенком.

– Как? Где? – потрясенно спросил я.

– На горке. На лыжах там… – Он устало махнул рукой. – А вы ступайте, ступайте, в свидетели вы все равно не годитесь: вы же не видели…

Вот что я вспомнил.

– Так этот что – один из убийц? – спросил Валерий.

– Похоже, он, – не совсем уверенно отозвался я.

– И на свободе…

– Их судили потом, – сказал я. – В газетах было и по телевизору. Кавказец-то был не лотошник никакой, не палаточник – преподаватель математики, между прочим. В вузе каком-то. И мальчик, его сынишка, его тоже забили насмерть сапогами. – Я подумал, как бы лучше сформулировать и добавил: – Одним словом, вся демократическая пресса возмущалась, и в том числе радиостанция «Эхо Москвы» (я ее слушаю), когда их всех освободили: кого за отсутствием состава, кого по малолетству, кому – условно. Я, между прочим, тоже переживал, поскольку меня это дело случайно коснулось.