Читать книгу "Орудия тьмы. Железный шип - Кэтлин Киттредж"

— Простите, миссис Форчун. Я умывалась.

Ее лицо разгладилось. Она вошла в комнату.

— Хорошо, дорогая. Я ненадолго. Собиралась сказать тебе за ужином, но…

Опустив голову, я постаралась изобразить должное раскаяние, а про себя молила: «Только не смотри на кровать».

— Аойфе, мне нелегко говорить об этом… — Миссис Форчун сложила свои мощные руки под не менее внушительным бюстом. — Директор Академии будет ждать тебя во вторник после ужина, чтобы обсудить твое дальнейшее пребывание здесь.

Хотя внутри у меня все перевернулось, я ничем не выдала своих чувств. Научиться владеть собой несложно — нужно лишь остаться сиротой и пройти несколько приютов со строгими правилами, где за любой смешок или недовольный взгляд можно получить от монахинь по рукам или по губам.

— Не понимаю, — сказала я. На самом деле я все понимала, просто цеплялась за устоявшийся порядок, монотонную рутину, которая защищала меня от ужасной истины. Обычно. Но только не сейчас, когда письмо грозило вот-вот прожечь дыру в моем матрасе.

— Аойфе, не притворяйся. Быть принятой в Школу Движителей для девушки уже само по себе достижение, так что не принижай себя, разыгрывая дурочку.

— Я правда не понимаю, — повторила я негромко, с наигранным простодушием. Голос у меня все-таки дрогнул, и я ненавидела себя за это. — Мой день рождения только через месяц.

— Да, и если судить по предшествующим событиям, в этот день может произойти… кое-что, — сказала миссис Форчун. — У твоей матери первые признаки проявились в шестнадцать, хотя для нас, к сожалению, остается загадкой, когда или каким образом она могла подвергнуться риску заражения. Члены вашей семьи являются носителями латентного вируса, это доказано врачами. Обязанность директора — подготовить тебя, сообщив определенные сведения, вот и все.

Ее крупное лицо от лба до шеи заливала краска. Ноги в тяжелых туристских ботинках чуть покачивали грузное тело, словно мы стояли на корабельной палубе.

Я молчала. Было так тихо, что я слышала собственное дыхание. Доказано, как же. Хрена с два! Из посещений матери и разговоров с Портным я точно поняла одно: надежных средств выявить некровирус не существует — половину пациентов запихивают в приют только потому, что кому-то там что-то показалось.

Поскольку я так и не раскрыла рта, миссис Форчун прокудахтала:

— Тебе больше нечего сказать, Аойфе?

— Я — не моя мать, — прошипела я разъяренным козодоем. Я не буду такой, как Нерисса, меня не прельщает затеряться в собственных видениях. Железо и машины — вот мое предназначение.

— Дорогая, никто и не говорит подобного, однако ты не можешь отрицать, что Конрад… — начала она, но под моим напряженным, как закаленное стекло, взглядом осеклась.

— Я и не мой брат тоже, — сквозь зубы произнесла я. — Что мне сообщит директор? Что мы ненормальны, потому что наша мать не была замужем за отцом? Ее легкомыслие сделало нас такими? Ну так вот это неправда, и я — не сумасшедшая! — Лицо мое пылало. Я чувствовала себя так, словно внутри у меня вот-вот взорвется паровой котел.

Миссис Форчун, казалось, с облегчением ощутила знакомую почву под ногами.

— Я запрещаю вам говорить с воспитателем в подобном тоне, юная леди. Заканчивайте работу и в постель. Через час я погашу огни.

— Я не сойду с ума, — громко повторила я.

— Ох, Аойфе, — вздохнула миссис Форчун, выплывая задом из комнаты. — Кто же может знать такие вещи заранее? — Она грустно улыбнулась и захлопнула дверь.

И снова только шипение эфира. Щеки у меня были мокрыми от слез. Я не стала вытирать их, и они, подсыхая, холодили кожу.

Подождав, пока шаги Форчун стихнут вдали, я выхватила письмо из-под подушки и взрезала конверт ногтем. За год, что прошел с исчезновения брата, я получила еще три таких послания — конверты от них лежали у меня в сундучке, под голубым свитером с проеденной молью дыркой в подмышке.

Письма всегда приходили тайком — всего несколько строк знакомым почерком, но из них я узнавала, что Конрад еще жив. После побега из приюта для умалишенных, куда брата отправили, как только ему исполнилось шестнадцать, других вестей о нем у меня не было. От выведенных призрачными чернилами букв пахло уксусом и дымом. Это был излюбленный трюк Конрада — обрабатываешь бумагу и чернила патентованным составом «Невидимый призрак», и тогда, если письмо подержать над огнем, над вспыхнувшим листом вместо, скажем, невинного стишка появится целое послание. Когда же письмо обратится в пепел, дымные буквы исчезнут вместе с ним.

Если бы директор Академии или прокторы из Вранохрана, чей долг — оберегать нас от еретиков и вирусотварей, узнали, что я поддерживаю связь с признанным безумцем, меня упекли бы в приют с той же быстротой, с какой заключили когда-то самого Конрада. Развертывая плотный, шероховатый на ощупь листок, я ожидала увидеть что-то вроде предыдущего послания:

Наступает зима острозубая

Ветер кости мои выбелит.

Сунув его в огонь, я прочитала:

Милая Аойфе, холодно здесь и снежно, уныло и темно, как у нас в Катакомбах Вранохрана…

В этих письмах Конрад представал совершенно нормальным. С другой стороны, маму, если не знать, тоже на первый взгляд не примешь за сумасшедшую — пока она не заговорит о лилейных полях и мертвых девушках. Безумие, пожиравшее ее изнутри, таилось в глубине, по углам и закоулкам. Если присмотреться как следует, сомнений не оставалось — оно пряталось там, словно призрачные буквы в письмах Конрада.

Это последнее письмо было смято, словно кто-то впопыхах сунул его в карман. Посередине листа — только одно слово.

ПОМОГИ

Не в силах оторвать глаз, я долго смотрела на буквы, выведенные рукой Конрада, буквы, в отчаянии глядевшие на меня с бумаги. Мысли в голове метались, как снежинки, подхваченные бураном. Эта жуткая обрывистость была так непохожа на моего брата, каким я его знала, — он всегда излагал то, что хотел сказать, четко и полно, словно читал лекцию по заранее составленному плану. Из нас двоих Конрад был главным. И он никогда не просил у меня помощи. Ни в чем.

Я не знала, действительно ли ему грозит опасность. Стоит ли за письмом хоть что-то, кроме выплеснувшихся на бумагу спутанных мыслей подростка, чей разум постепенно разрушает некровирус. И все равно я ничего сейчас так не желала, как ускользнуть куда-нибудь, где можно было бы прожечь настоящее послание. Глядя на письмо, я просидела вплоть до возвращения Сесилии, когда огни в общежитии уже приглушили на ночь.

3

Ересь и изгнание

Я заснула, сжимая в кулаке скомканное письмо, так и оставшееся непрожженным, и на следующий день встала сама не своя. Хорошо, что с утра в расписании стоял только граждандолг, который вел профессор Лебед. Предмет являлся обязательным для всех, и всем, я уверена, было на него наплевать.