Читать книгу "Мария-Антуанетта. С трона на эшафот - Наталья Павлищева"

Но в тот день я пыталась раскрасить уже набросанный Эрзи рисунок. Это удавалось хорошо. Вдруг в комнату для занятий почти вбежал взволнованный слуга:

– Мадам эрцгерцогиня, Вас просит выйти император Франц.

– Кто? – обомлела я, ведь папа уже уехал.

– Ваш отец, он просит, чтобы Вы вышли к нему. Он почему-то вернулся.

Я бросилась к выходу. Вернуться отец мог только по очень важной причине. Что же такое он забыл мне сказать, что заставило повернуть обратно уже после отъезда?

Но отец не сказал ничего особенного, он крепко-крепко обнял меня и поцеловал. Потом чуть оттолкнул, тихо пожелав:

– Будь счастлива, дитя мое.

В его глазах сверкали слезы. Окружающим отец вдруг объяснил:

– Господь знает, как мне вдруг захотелось обнять именно этого ребенка.

Я была потрясена, никогда не видела отца таким, у него не было любимчиков, как у матушки. Растерянно стояла на ступеньках крыльца, глядя вслед уезжавшему императору. Если бы я знала, что вижу его в последний раз…

Больше живым отца не видел никто из нас, оставшихся в Вене, – 18 августа в Инсбруке император умер прямо на руках у Леопольда.

Жизнь в нашей семье просто остановилась. Отчаяние матушки было таким, что все боялись за ее разум. Она не просто любила отца, она любила его больше всех нас, вместе взятых, больше самой себя. Пожалуй, больше она любила только свою страну и власть. Но в те дни даже власть перестала для матушки существовать.

Во дворце не просто траур, все замерло и умерло, все в черном. Даже когда умирали дети – Карл, Иоганна или Изабелла, такого не было.

Занятия отменены, но впервые я этому вовсе не радовалась, мы с Шарлоттой сидели у себя и плакали. Не звучала наша любимая музыка, не слышен смех и веселые голоса. Не было больше нашего доброго папы, который никогда не спрашивал с нас так строго, как матушка, зато часто был ласков и чуть насмешлив. Матушка говорила, что из-за своей невнимательности и легкости ума он не может управлять государством, а потому правила сама. Отец, если и обижался, то вида не подавал. Правда, частенько поговаривал, что он в семье всего лишь гость, а мы с матушкой, собственно, и составляем семью.

Мария-Терезия не представляла себе жизнь без мужа. Она вышла замуж по любви, особой выгоды там не имелось, была мужу безусловно верна, закрывала глаза на его небольшие грешки, занималась государством и семьей, причем то и другое было для императрицы единым. Мария-Терезия так любила супруга, что готова была рожать от него детей каждый год, что, собственно, и делала. До самого младшего, «Толстого Макса», следующего за Антуан, дети действительно рождались почти каждый год.

Франц Стефан был наполовину французом, наполовину в нем текла лотарингская кровь, может, потому он оказался неисправимым любителем женщин, правда, очень старался не обижать супругу. Сама Мария-Терезия стойко была ему верна и ничуть не тяготилась постоянными беременностями.

И вот теперь этого добродушного весельчака, ее обожаемого Франца не стало! Жизнь померкла в одночасье. На несколько дней она заперлась в своих покоях, никого не впуская. Первым побуждением было уйти в монастырь, тем более аббатисой одного из них была сестра умершего супруга.

Мария-Терезия навсегда надела черные траурные одежды и приказала обить стены своих покоев темным бархатом, словно хороня себя, свою любовь, свои надежды. Близкие боялись за ее здоровье, всегда энергичная императрица просто сидела, уставившись в одну точку и о чем-то размышляя. О чем она думала? Наверное, вспоминала счастливые дни супружеской жизни, своего дорогого Франца, его смех, его шутки, возможно, его ласковые руки…

Франца Стефана больше не было, но оставалась Австрия и ее дети. Императрица всегда говорила, что все австрийцы – тоже ее семья. Как бы ни страдала Мария-Терезия, она не могла бросить своих детей на произвол судьбы. Тем более они выросли и пора заниматься не только женитьбой сыновей, но и замужествами дочерей, что куда сложнее…

Кристина сумела воспользоваться минутной слабостью матери и выторговать себе брак с нищим возлюбленным, Мария-Терезия не смогла отказать своей любимице Мими. Но больше такого допускать не следовало, остальные дочери должны выйти замуж не по своей, а по материнской воле! Недаром Мария-Терезия давным-давно сказала, что они рождены для повиновения. И пусть Амалия, до беспамятства влюбленная в Карла Цвайбрюккенского, дует губки сколько угодно, взывая к справедливости, пусть шипит на каждом углу, что если одной дочери позволено выйти замуж по любви и без богатства, то и остальным надо так же, мать на это не пойдет.

Начался подбор возможных партий, а попросту – женихов.

Императрица сидела, разложив, словно карты пасьянса, портреты своих дорогих девочек. Дочерей было пять: красавица Элизабет двадцати трех лет, строптивая Амалия, которой двадцать один, шестнадцатилетняя Жозефа и две младшие – Шарлотта, которой пятнадцатый год, и одиннадцатилетняя Антуан, эта в расчет не бралась вообще. Первым Мария-Терезия отложила в сторону именно ее портрет, пока есть незамужние старшие, подумав, отодвинула и изображение Шарлотты, Каролина недалеко ушла от младшей сестры, пусть возятся со своими собачками, придет и их черед.

Все дочери красивы, великолепно воспитаны, в меру умны и весьма покладисты. Это очень достойные невесты, лучших в Европе просто не имелось, потому Мария-Терезия не слишком беспокоилась за успех предприятия.

Теперь женихи. Их портретов у императрицы не было, но внешность возможных зятьев мало интересовала мать, подбирающую мужей своим дочерям, ведь дочери рождены, чтобы повиноваться. За неимением портретов их заменили листки с именами. Имени пока только два, оба Фердинанды – Неаполитанский и Пармский. Обоим женихам и наследникам своих отцов по шестнадцать.

Рука императрицы чуть замерла над портретами дочерей и вдруг решительно отложила изображение старшей из невест и самой красивой из эрцгерцогинь Элизабет, но не к младшим сестрам, а в другую сторону. Какие планы родились в голове у императрицы по поводу этой дочери? Наверное, грандиозные, и сама Элизабет о них знала, потому что девушка никогда не высказывала недовольства тем, что младших сестер выдают замуж, а о ней не идет даже речи, и дело было явно не в привычном повиновении. Мария-Терезия никому не говорила о надеждах на скорую кончину супруги короля Франции, Людовика XV. Королева Мария Лещинская была на целых семь лет старше своего мужа, и Марии-Терезии доносили о том, что состояние ее здоровья оставляет желать лучшего. Конечно, король уже почти стар, но он по-прежнему красив и галантен, нужно только уметь не обращать внимания на его ветреность или приручить его, как это делала маркиза де Шатору или мадам де Помпадур.

Но сейчас мысли Марии-Терезии были не о престарелом французском короле, а об одном из его внуков – Фердинанде Пармском. Житейски мудрый дедушка, по собственному опыту знавший, что более взрослая жена – не преграда для рождения детей, дал внуку совет не обращать внимания на разницу в возрасте с невестой, если она знатного рода и вполне подходит в качестве супруги. В то же время Карл Испанский возражал против значительной разницы в возрасте с супругой для своего сына – Фердинанда Неаполитанского.