Читать книгу "Иная. Песня Хаоса - Мария Токарева"

— Подарок от жениха, — недовольно проворчала старшая жена, хищно сжимая в руках резной деревянный ларчик.

— А куда же они сами отправились? — спросила Котя.

— К старейшине, — бросила старшая жена. — Сказали, что к нему у них дело. И про тебя сказать надо, что больше ты не в нашей деревне будешь.

— Да и к друиду надо бы, — напомнила о необходимом обряде мать.

— Бери подарок-то, — словно уговаривая себя, протянула ларчик старшая жена.

Котя приняла его и открыла, тут же поразившись: на дне в окружении разноцветных шелковых лент светился чудесный костяной гребень с искусной резьбой, украшенный по краю речным жемчугом. Котя медленно поднесла вещицу к глазам. Но счастья при этом не ощутила, словно так ее покупали. Иных подношений семье не привезли, видимо, включили их в уплату долга отчима.

— Хорош подарок! Не для змеюки, но ладно… — пыхтела старшая жена. — Переодевать тебя пора. Ох, еще и приданое за тебя отдавать. Ну, ничего, хватит и небольшого сундука. Ох-ох-ох, одна я на всех вас! Собирать вон как быстро пришлось. Хотя ты своему мужу-то вроде как не за приданое нужна.

— И зачем же? — встрепенулась Котя, надеясь, что прибывшие сваты поведали о чем-то важном.

— Да все для того же, — махнула на нее рукой старшая жена. — Для чего женщина мужчине?

«Чтобы рожать ему сыновей, — с налетом омерзения подумала Котя. — Как будто в рабстве. Отец сказывал, что в его стране берут не только жен, но и рабынь. И в чем же разница, раз у нас все равно нет выбора?»

— Смотри там, как следует отблагодари его за подарок после свадебного пира, — погрозила ей пальцем старшая жена. В обычное время она непременно отняла бы искусно сделанную вещицу.

Отчим так несколько раз привозил что-то с ярмарок для Коти — яркие ленты или новые валенки. За это не удавалось считать его злым человеком. В детстве она радостно принимала подарки, но очень быстро все они исчезали в недрах сундука, который сторожили старшие жены. Теперь же загребущие руки не могли добраться до символического свадебного подарка.

— Вот видишь, может, и не худой человек. Ну, плутоватый немного, но богатый, — с нежностью пела над ухом мать, расчесывая косу дочери подаренным гребнем.

К тому времени Котю уже переодели в красный сарафан и готовились окутать белым покрывалом, которое отчасти олицетворяло погребальный саван. И временами хотелось, чтобы обрядовый образ воплотился в жизнь. Но все-таки юное тело слишком любило жизнь, даже плохую и тяжелую. Котя привыкла жить и не унывать всем назло. Теперь ее, похоже, решили окончательно сломать.

— Все по-разному наживают богатство, — отвечала Котя, сдвигая руки на коленях.

Она-то помнила страшные сказки о богатых разбойниках, но не желала в них верить. «Плутоватый» — это звучало совсем не страшно, а даже забавно. Вот только давешние страхи отчима не давали покоя, а он, бывало, ходил в лес на волков. Один раз с отрядом охотников даже убил медведя. Но известно, что люди порой хуже зверей, а то и самих созданий Хаоса. Так отчим и оказался совершенно бессилен.

«Это все не со мной, не со мной!» — твердила Котя, вернее, какая-то пугливая девочка в ней, желавшая забиться под лавку и найти там убежище от всех невзгод. От этого из глаз все-таки скатились скупые холодные слезы, и, как назло, в этот момент в избу вошла старшая жена, самодовольно говоря:

— Что? Плачешь? Плачь-плачь! Много плачь! Извиняйся перед духами-то, что покидаешь их! А хотя… они за тобой-то всегда только одним глазом присматривали, чужая ты им. Можешь и не плакать.

Старшая жена бродила по избе, нервно передвигая вещи: протирала и без того чистую посуду, гремела ухватом, ничего не ставя в печь. Средняя же усердно бормотала обращения к духам. И ни в чьих движениях не ощущалось радости грядущего праздника.

— Что-то долго… куда они повели-то его, — только временами восклицала старшая жена, с опаской выглядывая через окно и выходя на улицу.

— Ничего, Котя, ничего, кровиночка моя, — ласково шептала мать, отрешенная, как будто не понимающая всеобщего страха, схватившего цепкой лапой их дом.

И все с того дня, когда отчим поехал в недобрый час на ярмарку. Котя лишь гадала, почему сваты приехали втроем, почему далекий богач с теремом прощал долг за безродную жену и кого вообще он прислал. Да ведь обычно родных невесты приглашали посмотреть на дом жениха. Но теперь, в этот мрачный холодный день, все происходило как-то неправильно, будто духи отвернулись от них. И вместо правды настала кривда — обряды сохранили только внешнюю часть без всякого высшего смысла, да и то какую-то искореженную и обрезанную. Эти люди в богатой одежде примчались на ретивых конях не веселым свадебным поездом: они пришли за уплатой долга.

— Что «ничего»? — устало спрашивала Котя, застыв изваянием со сложенными руками.

Она бы предпочла рыскать диким зверем по глухим лесам, выбиваясь из сил, или день напролет таскать от проруби на холм коромысло с тяжелейшими ведрами. Казалось, меньше бы истомилась, чем от бездействия и понимания собственной беспомощности. В горле теснился крик, но он бы ничего не изменил, даже если бы у всей деревни заложило уши, а испуганное воронье слетело с елок.

Да еще мать рядом, кажется, повредилась умом от горя: расчесывала себе и расчесывала длинные волосы, твердила ласково, что у отца такие же. И где же оказался этот отец? Все детские мечты Коти о заступничестве доброго отца, который каким-то чудом вернется в самый темный час, остались только глупыми сказками. В этот день окончательно погибло ее детство, распалось вместе с расплетенной косой.

— Все ничего, — ворковала мать, сплетая уже две косы и вкладывая в руку подаренный гребень. — Я ведь приданое тебе собирала еще с детства. Думаешь, отец твой все забрал? Я не разрешила, спрятала кое-что тогда у старейшины. Сундучок в сани должен отчим отнести.

— А нет ли среди того добра крепкого ножа? — холодно бросила Котя, сощурившись.

Она слышала от сказителей и певцов страшные предания про девушек, которые убивали себя на брачном ложе, чтобы не доставаться постылому мужу-злодею. Говорили, конечно, что души наложивших на себя руки не обретают покоя и отправляются прямиком в Хаос на поругание чудовищам. Но Коте казалось, что лучше уж предстать перед настоящими монстрами, чем покориться таким, что скрываются под личиной человека. Хотя она ничего не ведала о женихе и сватах. И неизвестность пугала не меньше Хаоса — почти одно слово, ведь никто не представлял, что находится по ту сторону Барьера и Охранных Камней в далеких морях-океанах. Котю обещали отвезти всего-то в соседнюю деревню, но ей чудилось грядущее схождение в иной мир.

— Котя! Котена! Только не вздумай так отвечать сватам и мужу! А если тебя отошлют за твой характер? Или, чего доброго, убьют, не приведи духи! — воскликнула прежним знакомым тоном мать, словно возвращаясь из чертога смертельного покоя.

Все-таки рассудок еще не покинул ее, в синих глазах заблестела привычная строгость, но смешанная с глубочайшей печалью. Коте стало слишком жалко родную: лучше бы она оставалась в полусне из воспоминаний и видений. Вот и старшие жены сели на лавку, покорившись судьбе в тягучем ожидании, и заунывно запели.