Читать книгу "Путь из леса - Доминик Пасценди"

Когда к примесу Йорре пришли важные, но обходительные вельможи из первых людей дома Аттоу и пригласили познакомиться с Заморской Маркой, землёй, в Империи почитаемой как место дикое, романтичное и богатое, он прежде всего удивился. Никто раньше не уделял ему особенного внимания: младший принц без шансов на наследование, он не был интересен никому. Жизнь при дворе, однако, давно научила его — благодаря прежде всего Сетруосу, приставленному к нему отцом дворянину — искать настоящие причины поступков окружающих; и кто бы догадался, что подросток умеет наблюдать, слушать и анализировать то, что происходит вокруг? Он, однако же, начал делать это, когда ему было лет семь-восемь, не больше — ценой огромных разочарований и осознания, что в жизни есть место предательству.

Впрочем, гадать тут было особенно незачем: странная гибель старшего брата сделала Йорре наследником. Так что парень списал визит и внимание Аттоу на естественное желание могучего Дома завязать хорошие отношения с будущим Императором.

Смущало только, что он не получил от отца ни одобрения, ни запрета прогулки за океан. Впрочем, пришедшая вместе с представителями Аттоу тётушка заверила, что с Императором поездка согласована.

И Йорре не устоял перед искушением увидеть больше, чем было доступно ему за все его немногие годы.

Дорога была длинной, но приятной: спутники обращались с примесом Йорре почтительно, как никто и никогда в его жизни. Во дворце относились к нему внешне вежливо, но с плохо скрытым пренебрежением — примес не наследовал, его ожидала женитьба на какой-нибудь дочери какого-нибудь из окрестных властителей, тоже без особой перспективы занять важное место во власти. Удел младших сыновей — охота, балы, скучные развлечения малого двора, при желании — воинские упражнения и почти никогда — воинская служба. Кто же допустит командовать войсками человека, у которого есть хотя бы эфемерные права на престол…

Воспитатель Сетруос тоже не стелился в почтении, но это было другое, это был близкий человек, ближе, чем родня. Он мог обращаться с примесом строго, мог ругать, мог вызвать на задушевный разговор, фамильярный и недопустимый с чужими, но он был свой.

Комес Бранку из дома Аттоу, пригласивший Йорре познакомиться с заморскими владениями Империи, вел себя совсем по-другому. Так разговаривали с отцом придворные, допущенные к беседе. Так говорили с дворянами доверенные слуги.

Был переход по океану на быстроходном курьере; был приём во дворце вице-короля — только для избранных, ибо Йорре уехал без письменного разрешения отца; было быстрое путешествие верхом через всю Заморскую Марку: дом Аттоу стремился показать примесу как можно больше. Комес Бранку подробно рассказывал обо всём, что встречалось на пути и вызывало любопытство юноши, а такого было очень много. Марка отличалась от известной примесу части Империи (по правде сказать, незначительной) очень и очень заметно, и климатом, и населением, и пейзажами, и растительным миром.

Немного неприятно было лишь то, что комес явно спешил, не давая нигде останавливаться больше чем на один-два дня и не слушая просьбы Йорре показать что-то, что не попадалось по дороге — например, знаменитые водопады Ессухай, до которых от одной из их остановок было миль семь, не больше. Комес Бранку оправдывался тем, что их могут нагнать посланные отцом гонцы, и тогда Йорре не увидит вообще больше ничего, ибо повезут его обратно в карете и под стражей (уже на приёме у вице-короля стало известно, что Император так и не дал разрешения на поездку и может в любой момент потребовать сына обратно).

Да и Сетруос то и дело предостерегал примеса, чтобы тот не очень доверял окружающим, и в том числе своим спутникам из дома Аттоу, потому что у них есть свои интересы, а в этом мире никто ничего не делает без расчёта на выгоду.

Что комес Бранку, что другие сопровождающие говорили с Йорре много, охотно, с почтением — и неискренне. Но не примесу было привыкать к неискренности окружающих. Собственно, с ним в жизни были искренни только Сетруос — всегда, да мать — иногда. В детстве парень этого не замечал, потом начал чувствовать, а потом появился Сетруос, который научил его понимать людей и различать их истинные намерения.

Чем дальше они ехали, тем глуше становились места, тем реже появлялись города и селения. В Кармоне, который примесу показался скорее деревней, чем полноценным городом, они задержались дольше, чем в других местах. Комес Бранку объяснил, что здесь непросто достать лошадей, и что поэтому придется ещё искать носильщиков из дикарей, потому что верховые кони ещё найдутся, а вот вьючных точно не хватит на весь багаж.

Через два дня они, однако, выехали. Их и точно сопровождали полтора десятка дикарей, которых Йорре впервые смог наблюдать так близко и так долго. Несмотря на немного другой цвет кожи и черты лица, они не показались ему слишком уж отличными от населения Империи. При дворе приходилось юноше видеть в составе посольств и более странных людей: низкорослых, желтолицых и узкоглазых с Востока, смуглых и крючконосых с Юга, а однажды — и вовсе чёрных до синевы. Он был тогда ещё мал, напугался, и его быстро увели из тронного зала, а потом он всё забывал спросить, откуда они были.

Отряд двигался по мощёной дороге, которая, по мере удаления от Кармона, становилась всё хуже и хуже, и в какой-то момент превратилась в пыльную утоптанную тропу с отдельными вкраплениями камня. Комес Бранку объяснил, что это Альвийская тропа, по которой они срезают много миль вместо того, чтобы объезжать Альвиан по предгорьям. Несколько дней они ехали спокойно, останавливаясь на ночь прямо на обочине: по тропе явно ездили далеко не каждый день, и никто, как думал Йорре, не мог им помешать.

А потом на них напали. Отряд только успел встать на ночёвку, ещё даже шатры не развернули. Откуда-то из сгущавшейся темноты бесшумно вылетели ножи и копья, и комес, по обычаю помогавший Йорре сойти с коня (в чем, вообще-то, не было никакой необходимости, ибо юноша был всадником как бы не лучшим, чем грузный Бранку), упал, хрипя перерезанной глоткой. Конь примеса в испуге бросился прочь — и рухнул, не сделав и трех скачков. Йорре застыл в растерянности; вокруг один за другим валились замертво сопровождавшие его воины семьи Аттоу. Завыли в голос ещё живые носильщики, падая навзничь на землю. Сетруос с обнаженным мечом попытался заслонить парня, но откуда-то из-за поля зрения низко и стремительно выдвинулось светлое древко копья, подбив воспитателя под колени; тот ещё падал, когда получил тем же древком по голове.

Следующее, что помнил примес — было то, как его и Сетруоса, со связанными запястьями и щиколотками, несут на длинных палках те же самые носильщики из дикарей, что тащили поклажу. Было больно и неудобно; далеко запрокинутая голова растягивала гортань, мешая дышать; узы резали руки и ноги. Эта мука длилась довольно долго. Наконец, их принесли на какую-то широкую поляну, бросили наземь и стремительно и умело срезали всю одежду. Кто-то рассёк вязки на руках и ногах, Сетруоса и Йорре подняли за конечности и забросили в просторную клетку, часто огороженную гладкими стволами толщиной пальца в три, которые на высоте четырех человеческих ростов заканчивались пышными зелёными метёлками. Туда же втолкнули носильщиков, и проём в клетке как-то незаметно закрылся.