Читать книгу "Юрий Андропов: реформатор или разрушитель? - Олег Хлобустов"

Выгнали всех из кабинета. Обложили сумку мешками с песком со всех сторон. Аккуратно перерезали провода, соединяющие батарейку с электровзрывателем. Предварительно просветив рентгеном, вскрыли корпус. Вытащили электродетонаторы. СВУ оказалось без сюрпризов» (Цит. по: [17. С. 225–226]).

До сих пор нечто аналогичное приходилось читать только о сирийцах: когда там в очередной раз воевали с Израилем, одна из ракет, выпущенных с самолета, не взорвалась, а зацепилась хвостовым оперением за дерево, и ее привезли не куда-нибудь, а в Министерство обороны, и давай ее… пилить. Хорошо, что в этот момент заходят советские советники, увидели и приросли к месту, потом все же хватило сил сказать: «Что ж вы делаете-то?! Может быть, нам отдадите?». Те (обрадованно): забирайте. Отправили в Москву [34. С. 14]. В общем, как в диалоге: — Филипп Денисович, а идиотов много в КГБ? — А где их нет?

КГБ, тот, что был за СССР, оказался методологически не готовым к явлениям типа перестройки. При этом, конечно, стоит сказать, что как раз та часть, что пошла на погром Советской Родины, была готова и даже использовала все в свою пользу; и при этом применялась практически вся сумма знаний, которой владел Комитет.

И без всяких андроповых еще в доандроповскую эру во всех разведках мира в те годы произошел поворот в сторону многообразия знаний и получения методической составляющей информации во всей ее полноте. И это легко видно на нескольких прикладных науках.

Пример: социология и социальная кибернетика. В «черных кабинетах» еще царской жандармерии вскрывались письма обывателей и делались статистические подсчеты. В приватном порядке в огромном массиве писем люди писали о революции как о совершенно ясном деле. Когда у нас шла война с финнами, то немецкая резидентура в Москве получила указание: узнайте и доложите, как война изменила повседневную жизнь в стране. Немец подул на заиндевевшее стекло, посмотрел в дырочку и отписался в Абвер-командер: видимых изменений никаких, при — 40° едят мороженое на улице. В Берлине не поверили и запросили по новой. В ответ послали подтверждение. В фатерлянде хмыкнули и шифровки сложили в папочку с надписью: «факторы, указывающие на непобедимость русских». Тем не менее начали 22 июня…

Теперь уже противоположную сторону интересовало: а каково настроение врага после Москвы и Сталинграда? Когда забрасывали Н. И. Кузнецова (в мире секретов — «Колониста»), то попросили наряду с выполнением конкретных заданий не забыть провентилировать и этот вопрос. Ответ: немцы признают поражение в войне как данность, но все пьяные разговоры заканчиваются тем, что биться все равно надо до конца: до Берлина, до рейхсканцелярии, до последнего окопа… Эту информацию тоже положили в отдельную папочку, а там уже с 41-го лежал, запылившись, листочек с донесением: один наш разведчик, прогулявшись по тылам противника, отметил, что ни разу он не заметил немца, который бы читал газету. Посчитали, что этот фактор указывает на то, что нижние чины вермахта не будут способны на самостоятельное поведение в случае, если останутся без прямого и непосредственного командира: если снайперу убить лейтенанта, весь взвод можно брать прямо тепленькими.

…А начинали предельно скромно. В. Е. Семичастный рассказывал, что еще при нем на спектаклях Шатрова сидели люди, помечавшие в блокнотах реакцию зала на реплики [35. С. 42–43]. Дальше — больше. В Институте социальных исследований был создан секретный сектор [36, 37. С. 40, 43], а в самом КГБ была заведена социологическая Служба [38. С. 15].

Из открытых источников известно лишь одно название специально подготовленного труда — made in KGB — по таким вопросам: «Моделирование глобальных политических и экономических процессов (учебное пособие в/ч 48230). 1975» [39. С. 166]. Вот по этим-то лекалам и смоделировали нынешний «глобальный политический и экономический процесс».

Признавалось и то, что «…перестройка замышлялась ее инициаторами как очередной план социальной инженерии, и поэтому она прямо нацеливалась на те два рычага, на которые все инженеры общественного устройства всегда обращали внимание: общественные организации и общественное мнение. Когда в 1988 году эти два элемента вышли на первый план, роль органов безопасности усилилась.

Им было поручено возглавлять группы неформалов, создавая движения там, где их не было, и внедрять свою агентуру в руководство тех движений, которые уже существовали к этому времени» [40. С. 22]. То есть и тут заметны технологии создания режима наибольшего благоприятствования и прикрытия деятельности явных антисоветчиков.

Пример: психология. Военный Институт иностранных языков (ВИИЯ) Вооруженных Сил СССР, где на 4-м факультете обучали разложению войск и населения противника, был закрыт. Зато в КГБ этими проблемами занимается Служба «А» ПГУ и кафедра психологии № 6 на Высших Курсах КГБ (образована в 1972 г. из секции кафедры № 1, начальник — А. Жмыриков). Был и еще некий Институт, о котором пишут, что он занимался разработкой воздействия пропаганды на массы [41. С. 241].

Что же касается партии, то Лаборатория активных средств психологического воздействия была создана в АОН при ЦК КПСС только в 1990 г. [42. С. 11]. В самый пиковый момент существования СССР эти методы были применены во всей полноте: «Есть основания считать, что августовский «путч» прошел по сценарию, разработанному энэльпистами, и сами его инициаторы находились под психологическим воздействием» [43. С. 15].

Как известно из книги отставного разведчика из ЦРУ П. Швейцера «Победа» [44], там и в Пентагоне запустили комплексную программу дезинформации в сфере вооружений и технологий. Внедрение западных лжетехнологий давало разрушительный эффект для отдельных объектов советской экономики.

Шла имитация необходимости роста своего аппарата (см. об этом в книгах Ю. И. Мухина [45,46]) с доведением до уровня универсального, самодостаточного политического механизма с максимальным числом политинструментария на пространстве СССР, то есть предыдущая работа Ю. В. Андропова доводилась до совершенства: «Надо отметить, что первые три или четыре года перестройки функции такого важного государственного института, как КГБ, уточнялись, конкретизировались и видоизменялись в зависимости от международной и внутренней обстановки. Ему в обязанность были вменены новые задачи: сбор, централизация и обработка информации о «внутреннем» терроризме, а также о покушениях на государственный суверенитет» [47. С. 265–266], и, как следствие этого, улучшение оперативных возможностей.

Программа дезинформации руководства и своего собственного народа (то есть патриотически настроенной части всего населения) была отработана и выполнялась на должной высоте (см. об этом в самом конце главу «Операция прикрытия, она же Глава Самая Разоблачительная»). Фальсификация документов, дача заведомо ложных свидетельских показаний ставилась на поток (например, о катынском деле [49. С. 87–90,128–153]).

И, наконец, самая виртуозная составляющая любой операции, так называемая декомпозиция: «Чем выше мастерство разведчика, тем на большее число отдельных элементов он способен раздробить любое мероприятие, тем красивее у него получится мозаика, составленная из этих элементов, тем неповторимее будет ее рисунок, а значит, тем труднее будет противнику постичь все тонкости его замысла и выявить приемы, с помощью которых этот замысел будет исполнен. Умение разделить целое на части, а затем из части сотворить новое целое — едва ли не главное в профессии разведчика…» [50. С. 393].