Читать книгу "Рискуя собственной шкурой. Скрытая асимметрия повседневной жизни - Нассим Николас Талеб"

Книга VIII

Риск и рациональность

Глава 18

Как рационально подходить к рациональности

Рестораны без кухонь. – Наука из могилы. – Не стреляйте влево от пианиста. – Торговцы рациональностью

Мой друг Рори Сазерленд утверждает, что истинная задача бассейнов – позволить среднему классу сидеть вокруг них в купальных костюмах, не боясь выглядеть смешно. То же с нью-йоркскими ресторанами: вы думаете, что их миссия – кормить людей, но они существуют вовсе не для этого. Они завышают цены на ваш бокал ликера или супертосканского вина, но все-таки зазывают вас к себе, продавая низкоуглеводные (или низко-еще-чего-нибудь) блюда по себестоимости. (По понятным причинам эта бизнес-модель не работает в Саудовской Аравии.)

Рассматривая религии или – в определенном аспекте – древние суеверия, мы должны понимать, какой цели они служат, а не сосредоточиваться на «вере», эпистемической вере в строго научном значении слова. Для науки вера – это буквально вера; она или правильная, или неправильная, но никогда – метафорическая. В реальной жизни вера – средство сделать что-то, а не конечная цель. То же самое можно сказать о зрении: предназначение ваших глаз – ориентировать вас наилучшим образом, вызволять из беды, когда понадобится, помочь увидеть жертву на расстоянии. Глаза – не сенсоры, созданные, чтобы улавливать электромагнитное излучение. Их функция – создавать не самое точное научное отображение реальности, а скорее самое полезное для выживания.

Обман зрения

Наш аппарат восприятия совершает ошибки – порождает искажения, – побуждая нас к более конкретным действиям: как выясняется, обман зрения просто необходим. Греческие и римские архитекторы искажали формы храмовых колонн, чуть наклоняя их внутрь, чтобы создать впечатление, будто колонны прямые. Как объяснял Витрувий, «ошибку глаза надо исправлять посредством теории»[117]. Искажение допускается, чтобы сделать более ценным ваш эстетический опыт. Пол Парфенона искривлен, чтобы нам казалось, что он ровный. Колонны распределены неравномерно, поэтому нам они кажутся стройными, как шеренги российских солдат на военном параде.

Следует ли нам подать жалобу в греческое министерство туризма – на то, что колонны не вертикальные и кто-то нагло использует наш механизм восприятия?

Эргодичность в первую очередь

То же относится к искажению веры. Чем изображение, создающее иллюзию реальности, отличается от веры в Деда Мороза, если та повышает ценность эстетического опыта Нового года? Ничем; ни то ни другое не приносит вреда.

В этом смысле суеверия ни по каким меркам не иррациональны: человечество не сумело вывести критерий рациональности действий, которые никому ничего не стоят. А вот действия, которые вам вредят, можно и распознать, и – иногда – наблюдать.

Рис. 3. Иллюстрация к соотношению смещения и разброса. Предположим, два человека (трезвых) стреляют по мишеням, скажем в Техасе. У стрелка слева все выстрелы смещены, он совершает систематическую «ошибку», но по сумме отклонений он куда ближе к центру мишени, чем стрелок справа – без систематического смещения, но с высоким разбросом. Как правило, невозможно уменьшить разброс, не увеличив смещение, и наоборот. В «хрупких» ситуациях стратегия, показанная слева, – лучшая: держитесь подальше от краха, то есть от стрельбы по периферии, раз уж это опасно. Данная схема объясняет, почему, если вам нужно минимизировать вероятность авиакатастрофы, можно безнаказанно совершать ошибки; главное тут – понизить дисперсию

В следующей главе мы увидим, что без раздутого и весьма нереалистичного (а-ля греческие колонны) восприятия некоторых хвостовых рисков выжить было бы невозможно: достаточно одного события, чтобы вы исчезли из системы социального обеспечения навсегда. Можно ли назвать избирательную паранойю «иррациональной», если индивиды и популяции, не страдающие такой паранойей, умирают и вымирают?

До конца книги мы будем ориентироваться на следующий тезис:

Выживание в первую очередь; только потом – истина, понимание и наука.

Иными словами, чтобы выжить, наука вам не нужна (мы выживали сотни миллионов лет или дольше – в зависимости от того, как вы определите «нас»), но вы должны выжить, если хотите заниматься наукой. Как сказала бы ваша бабушка: «Береженого бог бережет». Слова, приписываемые Гоббсу: «Primum vivere, deinde philosophari» («Сначала – жить; потом – философствовать»). Эту логическую последовательность отлично понимают трейдеры и люди в реальном мире; Уоррен Баффет изрек азбучную истину: «Чтобы делать деньги, надо сначала выжить», – опять принцип шкуры на кону; человек рискующий ориентируется на приоритеты, а не на мутный псевдорационализм учебника. В более технических терминах мы опять-таки можем говорить о свойстве эргодичности (и я опять-таки обещаю его объяснить, просто пока мы еще не готовы): чтобы мир был «эргодичным», нужно убрать все поглощающие барьеры и существенные необратимости. Но что мы имеем в виду под «выживанием»? Выживание – чье именно? Ваше? Вашей семьи? Вашего племени? Человечества? Пока что заметим, что у меня конечный срок жизни; мое выживание не столь важно, как выживание явлений, не имеющих ограниченной продолжительности жизни, таких, как человечество или планета Земля. Чем более «системно» явление, тем острее стоит вопрос выживания.

На первый взгляд рациональность не выглядит рациональной – как наука (мы это уже видели) не выглядит научной. Дальше меня поведут три строгих мыслителя (и их школы): когнитивист и эрудит Герб Саймон, который одним из первых стал изучать искусственный интеллект; психолог Герд Гигеренцер; а также математик, логик и специалист по теории принятия решений Кен Бинмор, всю жизнь формулировавший логические основы рациональности.

От Саймона к Гигеренцеру

Саймон сформулировал понятие ограниченной рациональности: мы не можем измерить и оценить вообще всё, мы не компьютеры; следовательно, под давлением эволюции мы срезаем углы и порождаем искажения. Наши знания о мире принципиально неполны, и нам хотелось бы избегать непредвиденных проблем. Но даже если бы наши знания о мире были полны, объем вычислений оказался бы столь огромен, что нам все равно не удалось бы сформировать точное и непредвзятое понимание реальности. Чтобы решить поставленную Саймоном проблему, была разработана плодотворная исследовательская программа экологической рациональности; в основном это заслуга Герда Гигеренцера (критикующего Докинза в главе 9) – он описал многое из того, что внешне кажется нелогичным, а на деле абсолютно обоснованно.