Читать книгу "Династия Романовых - Валентина Скляренко"

Второй лже-Петр – Тимофей Кобылкин – объявился в январе 1697-го. Известно, что родился он в Торопце не позднее 1667 года. О его тамошней жизни прямых сведений нет. Можно лишь полагать, что на родине Тимофей прожил не менее 20 лет, там же женился. Примерно в 1687 году он вместе с женой перебрался в Москву и стал заниматься торговлей. Судя по всему, Кобылкин был зажиточным человеком. Он жил своим двором, который располагался в Земляном городе – за Никитскими Воротами. В марте 1697 года его двор со всеми постройками был оценен в довольно большую по тем временам сумму – 31 рубль. К тому же у Кобылкина было тогда немало наличных денег, серебряных украшений, оловянной и медной посуды, тканей. Да это и неудивительно – ведь он весьма активно торговал. Также, судя по всему, он регулярно отправлялся в торговые поездки – и по России, и за границу. В декабре 1696 года вместе с компаньоном Никифором Туфановым он отправился за товаром в Лифляндию (тогда она была частью Шведского королевства). Добравшись до Риги, торговцы накупили «товару овощного на несколько возов» и покинули город. В пути уже недалеко от границы с Россией компаньоны дважды подверглись нападению разбойников. В ночь на 6 января 1697 года примерно в 100 верстах от Пскова на территории Выборгского уезда Тимофей вновь стал жертвой разбойников.

Утром 7 января избитый и ограбленный Кобылкин оказался в селе Ругодово Пусторжевского уезда, которое принадлежало помещику Ивану Шушарину. Тут и состоялось «проявление» лжецаря. На вопрос помещика, кто он таков, откуда и куда едет, Кобылкин ответствовал: «что-де он – Преображенского полку капитан, Петром зовут Алексеевым, ездил-де он по указу великого государя за шведской рубеж…» Шушарин скорее всего поверил этому, ибо велел привести местного попа, а пока того ждали, приказал окровавленного самозванца вымыть в бане. Когда все было исполнено, дворянин дал ему одежду, «к себе в дом отвез, напоил и накормил и в дорогу дал вина и хлеба». Вторично в своей мифической ипостаси Тимофей предстал перед пусторжевским помещиком Кузьмой Горяиновым. Тимофей сказал, «что он с Москвы – Преображенского полку капитан Петр Алексеев, а послан он, Петр, по указанию великого государя за рубеж в Ригу покупок, да с ним же де ездили торопчанин Никифор Туфанов, а тот-де Никифор едет за ним, Петром, с покупкою позади». Помещик поверил проходимцу: «Принял-де он, Куземка, ево, Тимошку, что он назвался капитаном Петром Алексеевым, за государева имя – чаял, что подлинно сам государь, потому что он, Куземка, государя в лицо не видывал».

9 января мнимый царь поехал к Торопцу. В селе Дорошкин Бор, принадлежавшем мелкому служилому человеку Алексею Сумарокову, у самозванца был знакомый – Алексей Кузьмин, в доме которого он и Туфанов ночевали по пути в Ригу. На следствии Сумароковы утверждали, что за государя пришельца не принимали. Возможно, так оно и было, но в то же время они его не схватили и властям не выдали, хотя гость и «назывался Преображенского полку капитаном Петром Алексеевым». В январе весть о самозванце достигла Пскова – псковский воевода получил письма, которые Кобылкин в дороге отправил ему «от имени Петра Алексеевича».

Вскоре лже-Петр был пойман псковскими стрельцами и подвержен допросу. Отвечая на вопросы, Кобылкин перемежал правду и ложь. С одной стороны, он сообщил реальные факты о жизни в Москве и поездке в Торопец и обратно, с другой стороны, заявил, что в Ригу он не ездил и Петром Алексеевичем не назывался. Но уже в марте «в застенке на пытке» Кобылкин все же признался в самозванстве. Приговор был вынесен 17 марта 1697 года, а 1 апреля Тимофей Кобылкин был казнен. Пострадала и его семья: двор и все имущество самозванца перешли к другому владельцу.

«Сын Петра I»

Целую вереницу двойников и самозванцев оставил после себя богатый на авантюристов XVIII век. Исследователи насчитывают семь лже-Алексеев Петровичей, шесть или восемь Лже-Иванов Антоновичей, сорок лже-Петров III, четыре лже-Павла Петровича и прочих.

В начале века особо популярным среди самозванцев стало имя царевича Алексея Петровича – сына Петра I и царицы Прасковьи Лопухиной. Когда по указу царя Петра I его сын Алексей, «умышлявший на власть отца», был казнен, то в разных концах России, как тени, как призраки убитого, стали появляться его двойники. В 1712 году за Алексея Петровича Романова выдал себя некий Андрей Крекшин. Этот самозванец объявился в декабре этого года в Нижегородской губернии. О самом Крекшине известно, что родился он примерно в 1693—1695 году в деревне Афинеево Угличского уезда, которая находилась «близ дворцового села Богоявленского» и принадлежала его отцу, мелкопоместному дворянину. Андрей рос непутевым, читать и писать он так и не научился, а повзрослев, совсем отбился от рук – стал «ходить по кружалам пить и бражничать, играть в карты и в зернь». За это отец не раз «бивал его… жестоко», пока юноша не сбежал из дома. Некоторое время он жил у дяди в Симбирском уезде, а потом отправился бродяжничать.

В образе лжемонарха пришелец предстал перед нижегородскими крестьянами, которые в один из зимних морозных вечеров, пожалев бродягу, пустили его на ночлег. В ветхой бараньей шубе, старом кафтане и лаптях самозванец мало походил на царевича, но все же в народе о «царском сыне» пошла молва. Очевидцы утверждали, что нищий бродяга «показывал им, крестьянам, на себе знак и сказывал: той-де знак на нем начертан, как он родился, и грамоте-де он писать умеет, и говорит многими иностранными языками». Сам Крекшин потом отрицал, что говорил кому-либо о «царском знаке» на своем теле. Возможно, этот слух родился и без участия самого самозванца – из фольклорных представлений «о подлинном государе». Как показали на допросе крестьяне, Крекшин, «как бывал пьян, назывался великим государем царевичем и великим князем Алексеем Петровичем; а с Москвы-де он сошел для того, что взял его хмель».

В феврале 1713 года самозванца поймали. Он был представлен в нижегородскую губернскую канцелярию, а затем отправлен в тюрьму, где «держан был за караулом недели с четыре». Крекшина подвергли допросу, после чего он был «бит на козле кнутом» и отпущен под поручительство бывшего подьячего Ивана Белаша. После этого более года лжецаревич бродил по Нижегородскому и Арзамасскому уездам. Имеются сведения, что «жил он, самозванец, в нижегородской вотчине Михаила Ильина сына Чирикова в деревне Начинье у крестьян…», пьянствовал, воровал, занимался конокрадством. 7 апреля 1715 года местные крестьяне, обозленные тем, что «им чинятся безпрестранные… покражи и лошадям з дворов увод», схватили Крекшина и повезли в Нижний Новгород. В губернской канцелярии Крекшина снова допросили. Он не скрыл, что уже был здесь под караулом, но о самозванстве умолчал. Возможно, и на этот раз его отпустили бы, наказав кнутом, но 23 апреля новый староста Терюшевской волости, «уведав о приводе того Андрея, подал челобитную… с объявлением, что спрашивают того Андрея в Преображенский приказ в государеве великом деле». Сразу же Крекшина вызвали «на роспрос», однако речь зашла совсем о другом деле. То, что в их руках самозванец, местные власти так и не узнали. Примерно в конце мая 1715 года дело Крекшина и он сам были посланы в Преображенский приказ, и уже там выяснилось, что перед сыщиками – самозванец. Крекшин уже не пытался лгать и изворачиваться – рассказав о своей жизни, он признал себя самозванцем и тут же отрекся от мифической ипостаси. 5 августа лжемонарха подвергли пытке – 30 ударов кнутом. «А с пытки говорил: царевичем назвался для того, чтоб ево поили и кормили». Приговор был оглашен 11 августа – А. Крекшина отправили на 15-летнюю каторгу. Что с ним сталось, неизвестно; скорее всего жизнь этого самозванца на каторге закончилась.