Читать книгу "Тысяча бумажных птиц - Тор Юдолл"

На следующий день опять идет снег. Милли примеряет теплую красную куртку. Поблагодарив Джону в стотысячный раз, она широко раскидывает руки, любуясь обновкой.

– Где твой папа? Тебе надо ему показаться.

– Он сегодня в питомнике. Посторонним туда нельзя.

– Когда он освободится?

Она морщит нос:

– Я не знаю.

По дороге к Прохладной оранжерее Милли рассказывает ему о повадках птиц.

– Они живут стаями. В каждой стае есть свой вожак… свои наблюдатели и стражники.

Они останавливаются у катка, где посетители катаются на коньках. Один молодой парень выполняет вращение, как настоящий фигурист. Слышатся аплодисменты, приглушенные теплыми варежками и перчатками.

Милли с Джоной делают круг и возвращаются к замерзшему озеру, где по льду скользят утки, спеша поскорее добраться до свежерассыпанного зерна.

Смотритель птиц поднимает руку.

– Мистер Уилсон.

– Пит.

Джона направляет Милли в обратную сторону, надеясь избежать разговора.

Она тянет его за рукав.

– Что такое?

– Ничего.

Он замирает на месте. Это белое небо – именно то, что ему сейчас нужно. Ему нравится даже то, что он не чувствует своих онемевших пальцев. Он поднимает плечи и резко их опускает, прислушиваясь к болезненным ощущениям в окоченевших мышцах.

Милли по-прежнему смотрит на него с тревогой.

– Все хорошо, милая. Правда. Ты еще слишком мала, чтобы…

Она убегает вперед, спотыкаясь на рыхлом снегу. Мысленно упрекая себя за глупость, Джона смотрит ей вслед. А потом она вдруг исчезает из виду. Джона срывается с места, испугавшись, что малышка упала. Когда он подбегает к Милли, та лежит на спине в снегу и делает «снежного ангела».

– Давай, Джо! Ты тоже!

– Я уже старый для таких забав.

Она продолжает решительно двигать ногами и руками. Ее лицо раскраснелось на морозе. Но она больше не сердится. Джона послушно роняет сумку и ложится на снег. Снег сырой, спине холодно. Джона чувствует, как что-то легкое прикасается к его лицу – словно воздушные перышки, словно призрачные пальцы Одри. Он открывает глаза и видит снежинки, летящие с белого неба. Ему кажется, он оказался внутри огромного снежного шара. Он сдвигает и раздвигает ноги. Промокшие джинсы натирают промежность.

Джона скрипит зубами. Сосредоточившись на ногах, забывает двигать руками. Через минуту Милли кричит:

– Время вышло!

Резким рывком они оба встают. Джона стряхивает с задницы лед.

Они оба смотрят на «снежного ангела» Джоны. Огромная, в шесть футов фигура со слабыми крылышками и широченной юбкой. Джона оборачивается к тому месту, где лежала Милли, но ее отпечатка там нет.

– Снег идет, – говорит он. – Засыпало твоего ангела.

У Милли горят щеки.

– Может, попробуешь еще раз? Милли?

Они стоят рядом, каждый – в своем одиночестве. Так близко друг к другу и так далеко. Расстояние между ними кажется непреодолимым, словно снег создает радиопомехи. Необъятный горизонт манит Джону раствориться в этой белизне… как на последней странице дневника Одри.

– Нам в школе рассказывали про круговорот воды в природе, – говорит Милли. – Знаешь, как он получается?

– Расскажи.

– Идет дождь. Лужи потом испаряются и опять превращаются в облака. И так снова и снова. И я подумала, как было бы здорово для дождинки превратиться в снежинку. Много месяцев ты часть дождя, и все тебя ненавидят. А потом наступает зима, все замерзает, и ты превращаешься в снежинку. Ты знаешь, что не бывает двух одинаковых снежинок? Ты такая одна, и все тебя любят. Наверное, снег – это подарок дождинкам от Бога.

– Замечательная идея. Мне нравится. – Джона размышляет о бесконечном цикле дождинки, которая то теряет себя, то обретает вновь.

– Я хочу стать снежинкой, когда уйду навсегда, – тихо произносит Милли.

– Да. – Джона не понимает, о чем она говорит. Он смотрит в белое небо. – Но пока что мы с тобой дождинки. Придется смириться со столь скромной участью.

* * *

Одиннадцатого февраля Джона заходит в «Теско-экспресс»[38] рядом со станцией «Сады Кью». Ему больно смотреть на витрины с сердечками, открытками-валентинками и плюшевыми медвежатами. Держа в руке пластиковый пакет с буханкой хлеба и банками консервированного супа, он стоит у витрины книжного магазина. Внутри юная парочка перебирает томики поэзии. Она шепчет что-то забавное и соблазнительное ему на ухо, и Джона не выдерживает. Он легонько стучит по стеклу.

– Прошу прощения, вы знаете, что святой Валентин был покровителем эпилептиков?

Они показывают ему жестами, что его не слышно.

– Любовь – это болезнь, – произносит он беззвучно, одними губами. – Припадки и спазмы.

Парочка отходит бочком. Джона остается один на один со своим собственным утомленным отражением. Он прижимается носом к стеклу, но уже не узнает человека в витрине – человека, который смеется и плачет одновременно. Ручки пакета оставляют на пальцах глубокие красные полосы.

Быстро закинув покупки домой, Джона идет в сады Кью. Начинается дождь, и Джона спешит укрыться в оранжерее принцессы Уэльской. Открывает стеклянную дверь и погружается в густой аромат орхидей. Под ежегодную выставку отведен почти весь главный зал. Орхидеи вьются по ажурным проволочным каркасам, горшки с землей скрыты под комьями мха. Все утопает в пышном, чувственном разноцветье. Сколько бы раз Джона их ни наблюдал, все равно каждый раз его ошеломляет их упоительная красота. Ярко окрашенные бромелии пробиваются сквозь листья орхидей, глянцевые плотоядные антуриумы сердито алеют среди нежных крапчатых лепестков. Насыщенный красный в союзе с оранжевым бьется за место под солнцем с сиреневым, розовым и бархатно-фиолетовым. Джона читает таблички с легким эротическим подтекстом: венерин башмачок, или paphiopedilum; enycylia, пятнистая ночная бабочка. Он проходит сквозь тоннель орхидей Ванда, сияющих ярче солнца. Каждый цветок излучает соблазн, их лепестки раскрываются, точно половые губы. Эрегированные початки в сердцевинах нежных соцветий похожи на деформированные пенисы, и, наверное, поэтому Джоне так нравятся орхидеи; они содержат в себе уникальные несовершенства, придающие неотразимую прелесть, в том числе и человеческому телу. Если бы у цветов были руки, губы и языки, страсти и вожделения, это было бы обольщение в чистом виде. Ему нравится, что он им не доверяет.

Пьяный от ароматов, пропитавших этот чарующий рай, Джона проходит во второй зал в глубине оранжереи. Здесь устроена художественная инсталляция. У задней стены установлен огромный обруч, сплетенный из ивовых прутьев, – почти во всю стену, от пола до потолка. Внутри обруча замысловатая паутина из толстой бечевки. В паутину этого гигантского ловца снов вплетены птицы-оригами, сложенные из бумаги разных цветов. Но крылья у некоторых птиц смяты, клювы оторваны.