Читать книгу "Загубленная жизнь Евы Браун - Анжела Ламберт"

Созданные Лени Рифеншталь восхитительные образы атлетов с рельефной мускулатурой и блестящей кожей перекликаются с фотографиями Евы в купальном костюме, снятыми сестрой или подругами, когда она занималась гимнастикой на своем пляже на берегу Кёнигзее, над живописным уголком у водопада Рёдлер (настолько уединенное место, что она могла плавать обнаженной в ледяных волнах озера). Учитывая полное равнодушие Гитлера к физической культуре, а также его паническую боязнь раздеваться на людях, можно с уверенностью сказать, что он никогда не присоединялся к Еве в этих походах и не ездил с ней на пикники, как с Гели, когда та была жива, а он еще не завершил свое восхождение. Но и тогда он не купался, даже не раздевался до пояса. В лучшем случае сидел в рубашке с короткими рукавами и шортах или кожаных штанах с подтяжками, украшенными альпийским эдельвейсом, символом Баварии. За прошедшие с тех пор годы он стал рейхсканцлером, получил верховную власть. Его молодость миновала, и это было видно по его бледной, обвисшей коже, мешкам под глазами и дряблому телу.

В 1936 году Ева выглядела великолепно, особенно обнаженной или в купальном костюме. В одном эпизоде, запечатленном как на кинопленке, так и в серии фотографий, она выполняет упражнения с ловкостью и гибкостью, удивительными для женщины, вышедшей из отроческого возраста. Ее тело, ее сильные, изящные руки и ноги излучали гармонию. Герберт Дёринг отметил: «Фигура у Евы была хорошая, просто отличная. Она была от природы стройной, не очень высокой… — И сварливо добавил: — Ведь у нее было полно времени, чтобы следить за собой, не так ли? И деньги она имела, и красивую одежду». Пухленькая коренастая девочка, вышедшая из монастыря с таким видом, будто только что прожевала последнее из его калорийных кремовых пирожных, превратила себя в достойную спутницу для Гитлера. Но ей, стройной, сильной и энергичной, было отказано в естественном предназначении — материнстве.

Не существует неоспоримых доказательств, что она хотела детей (хотя от него не могла не хотеть) или глубоко сожалела о невозможности их иметь. Этой жертвы требовал Гитлер, и она согласилась, но ее нежность ко всему маленькому и беспомощному позволяет предположить, что она была бы рада ребенку. От ее лучшей подруги Герты Шнайдер, с которой, как с замужней женщиной, Ева делилась своими гинекологическими проблемами, биограф Нерин Ган узнал, что Ева никогда не беременела; у нее даже задержек менструации не было. Огромное количество ее фотографий с двумя маленькими дочерьми Герты, Бригиттой (Гиттой) и Урсулой (Уши), часто давало повод к предположениям, что Ева и есть их мать, и отсюда рождались бесчисленные ложные слухи. Она любила играть с малышами, ласково наклоняясь к ним, чтобы показать, как хорошо она с ними ладит. В марте 1969 года Ильзе Браун заверила Вернера Мазера, первого немецкого историка, написавшего биографию Гитлера: «Моя сестра точно никогда не ждала ребенка. Если бы такое случилось, она ни при каких обстоятельствах не прервала бы беременность. Это противоречило бы всем ее жизненным устоям…» (имеется в виду католическое воспитание Евы). Возможно, помимо спринцевания, она использовала и противозачаточные свечи, и хотя это тоже всего лишь предположение, ведет оно к тому же заключению: Ева не зачинала. Гитлер, призывавший миллионы немецких женщин к деторождению, сам не был готов стать отцом и не потерпел бы ребенка. Он считал свой имидж неприступного одиночки, жертвующего личным счастьем, главным секретом своей притягательности для женщин. Независимо от возраста и внешнего вида (в год Олимпийских игр ему было сорок семь), он имел харизматическое обаяние современной поп-звезды и оказывал такое же воздействие на поклонниц.

В 1931 году, задолго до того, как Гитлер стал канцлером, Международный олимпийский комитет выбрал Берлин ареной Одиннадцатых Олимпийских игр. Этим жестом предполагалось приветствовать возвращение Германии в мировое сообщество после позорного поражения в Первой мировой войне. Потом НСДАП пришла к власти, и Международный комитет не мог не знать о растущем антисемитизме нацистского режима. Несколько стран выразили слабый протест, но Комитет не готов был вмешаться, а тем более рекомендовать своим членам подвергнуть Германию остракизму. Гитлер под давлением мирового сообщества пошел на уступки и разрешил нескольким еврейским спортсменам принять участие в соревнованиях, так что подготовка к Играм продвигалась по плану.

Для фюрера проведение Олимпийских игр стало как нельзя более своевременным подарком судьбы, из которого он намеревался извлечь максимум выгоды. Это был шанс во всем блеске показать не только немецкую молодежь и немецкий спорт, но и саму новую Германию, и идеалы арийского превосходства. Олимпийские игры должны были представить миру безупречную картину порядка и гармонии, затушевав уродливую действительность с ее предрассудками и гонениями. Единицы среди сотен тысяч гостей Берлина были осведомлены о том, что на время соревнований власти сняли антисемитские таблички на улицах, а цыганские народы синти и рома выселили в лагерь возле мусорной свалки в берлинском пригороде Марцаль, где многие из них заболели. Злобную антисемитскую газету Der Stürmer временно убрали из газетных киосков, хотя она продолжала издаваться.

Алоис Винбауэр оставил описание того триумфального года:

1936 год дал национал-социализму возможность поставить свой спектакль. Представители различных наций и народностей со всего мира стекались в Берлин на Олимпийские игры, и новый рейх прилагал все усилия, чтобы предстать перед ними в выгодном свете. Членам партии было приказано вести себя образцово, гестапо и СС притихли, а пресса получила известную долю свободы. Фраза Геринга «Я буду решать, кто здесь еврей» временно стала интерпретироваться иначе. Короче говоря, Гитлер и Геббельс провели основательную весеннюю чистку. Сияние немецкой культуры все равно скоро затмит бесчинства штурмовиков [СА], и мир убедится, что Третий рейх твердо намерен стать уважаемым членом международного сообщества.

Он рассказывал, конечно, уже после событий. В ретроспективе всегда легко распознать суть или обозреть прошлое. Алоис, когда-то голодный студент, клянчивший еду у кузины Фанни, теперь был сорокалетним журналистом, главным редактором газеты Neue Mannheimer Zeitung. Этот пост он занимал с 1933 года до конца войны.

Немногие граждане и еще меньше иностранцев имели полное представление о том, что происходит за кулисами продезинфицированной Германии, которую показывали гостям. И все же полезно рассмотреть известные нам сегодня, по прошествии десятилетий, факты. Начиная с 1933 года узаконенный грабеж собственности евреев — домов и магазинов — становился все более бесцеремонным. «Простые домохозяйки внезапно выходили на улицу в меховых шубках, угощали гостей кофе, оказывались обладательницами драгоценных украшений и старинной мебели», — вспоминает Гертруда Зейдельман, библиотекарь из Гамбурга. Это было «одно из самых крупных отчуждений собственности в современной истории, массовый грабеж, в который вовлекались все новые слои населения». Нападения на евреев на улицах становились обычным делом. Ответственные за порядок члены СС были, как правило, безмозглыми громилами или просто ущербными, презренными «маленькими людьми», движимыми расовой ненавистью или стремлением самоутвердиться через насилие. Антисемитизм прикрывался одержимостью тевтонской мифологией, которая одобряла концентрационные лагеря и использовалась для легализации массового истребления евреев и других неарийских народов. За такими эвфемизмами, как «дезинфекция», «чистка» и «наведение порядка», крылись бесчисленные акты садизма, оправдываемые клинической необходимостью. Как только антисемитизм укоренился в большинстве немцев и, по определению, во всех нацистах, партия решила проверить, насколько успешно проведена идеологическая обработка.