Читать книгу "Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века - Павел Уваров"

Надо лелеять добродетель ради нее самой, хотя часто она неизбежно сопровождается событиями, которые мнение черни сочтет злой судьбой, но на самом деле сулящими почет, когда невиновность и добродетельная жизнь становятся известны всем и в особенности Богу, который и есть справедливый судия наших поступков[352].

Примечательно, что в образе идеального адвоката часто присутствуют мученические мотивы, образцовый адвокат готов страдать, исполняя свой долг, отстаивая общественные интересы. Статуе Пьера де Кюиньера прижигают нос свечкой, Жювенель дез Юрсен остается без своего парижского имущества, разграбленного бургиньонами, многие расстаются с жизнью. Паскье знакомит с настоящим мартирологом адвокатов и судей, погибших во время мятежей Этьена Марселя, кабошьенов, арманьякской резни 1418 года и, конечно, Варфоломеевской ночи.

Но угроза может исходить не только от черни. Жан Демарe, имевший множество заслуг и поднявший свой голос в защиту королевских интересов во время малолетства Карла VI, «выступал так смело, что герцоги Анжу, Берри и Бургундии, почувствовав себя задетыми, сумели организовать против него процесс… и обезглавили его на рыночной площади». Лишь 24 года спустя его кости были перезахоронены в семейном склепе.

Это учит нас тому, сколь опасно вмешиваться в публичные дела во времена смуты, чему мы имеем множество трагических примеров из нашего времени[353].

Уважение вызывают те, кто осмелился противостоять воле Людовика XI, желавшего отменить Прагматическую санкцию, и те, кто протестовал против регистрации Болонского конкордата в 1516 году[354]. Тогда особенно отличился адвокат Жан Бушар, «отстаивающий интересы Парижского университета и церкви этого королевства», который «произнес свою речь столь смело, что был заключен в тюрьму Лувра, снискав великий почет, который его потомки ощущают по сей день»[355].

Конечно, есть достойные адвокаты, сделавшие хорошую карьеру и не претерпевшие несправедливых гонений: президенты Сегье и де Ту, о которых говорится довольно много, королевские адвокаты Дю Мениль и Пибрак, но к ним, впрочем, есть некоторые претензии у участников «Диалога…». Но, конечно же, главный герой, чей образ завершает «Диалог…» и композиционно, и логически, это уже упоминавшийся в этой книге Барнабе Бриссон, талантливый адвокат, ставший первым президентом Парижского парламента и казненный радикальными лигёрами в 1591 году[356]. Обычно сдержанный Паскье бросает яростную инвективу убийцам Бриссона:

Палачи-заговорщики, вы были столь варварски жестоки, что подняли руку на священную особу (la personne sacrée) президента курии, светоч знания и образованности во Франции, жемчужину и украшение Европы, человека, обладавшего удивительной памятью, имевшего всегда верное суждение обо всех вещах, кроме той, которая привела его к несчастью[357].

Мотив святости особы президента повторен на следующей странице, где возносится несколько неожиданная хвала герцогу Майенскому (в ту пору номинальному главе Католической лиги), который повесил организаторов расправы с Бриссоном, «воздав столь показательное правосудие убийцам и святотатцам»[358].

Наличие пантеона образцовых адвокатов позволяет ожидать симметричное расположение сонма антигероев. Но, странным образом, симметрии не получается. Зло, как правило, исходит извне, от мятежников, вождей аристократических группировок. Безоговорочно осуждаются лишь те из судейских, кто вступил с ними в сговор, преследуя своекорыстные цели.

Я сомневаюсь, должен ли я включать в число наших адвокатов двух людей, которые были хорошо известны в свое время. Мэтры Жан Рапио и Николя Ролен оба были адвокатами в парламенте, но возвысились до чинов и богатства благодаря расколу и смуте, которые царили тогда[359].

Ролен, став канцлером герцога Бургундского, захватил себе столько добра, что его хозяин был вынужден ему сказать: «Это уж слишком, Ролен»…

Тот же самый Ролен повелел построить прекрасный госпиталь в Боне, который по справедливому суду Божию служит теперь пристанищем некоторым из его потомков, впавших в нужду и великую бедность[360].

Пространный портрет Ролена по своей цельности напоминает его же портреты кистей Яна ван Эйка и Рогира ван дер Вейдена, но этот «злодей» остается в «Диалоге…» одинокой фигурой из давнего прошлого. У остальных перечисляемых адвокатов бывают недостатки — у кого больше, у кого меньше, но они никак не выглядят совершенными негодяями.

Любопытно, что Паскье и Луазель, решительно осуждавшие расправы над судейскими во время Варфоломеевской ночи и Католической лиги, не выводят в качестве «показательных злодеев» ни радикальных католиков, ни лигёров из числа адвокатов. Это могло объясняться как вышеназванными политическими соображениями, так и тем, что главной целью «Диалога…» была консолидация всех адвокатов перед лицом общих трудностей.

Антуан Отман, один из основателей Парижской лиги в 1584–1585 годах, оценивается Луазелем очень высоко:

Этот достойный человек происходил из знатной семьи, будучи сыном известного советника парламента и братом юрисконсульта, прославившегося своими сочинениями[361].