Читать книгу "Удар милосердия - Наталья Резанова"

В предрождественские дни снегопады стихли, метели улеглись, и ударил мороз. Джаред ехал по скованному тишиной лесу. Изморозь покрывала брови и бороду, гриву Табиба. По сугробам гуляла поземка, ветер бывал злой, пробирал сквозь овчинную куртку и шерстяной плащ. И глаза слезились от блеска, от снега, от солнца, негреющего, изошедшего в сияние, от неба, точно крытого голубой эмалью.

В Зохале, когда он шел к границе вместе с цыганами, тоже были эти два цвета – белый и голубой. Нет, синий, голубым тамошнее небо никак нельзя назвать. И белый песок. И так же глаза слезились от блеска и сияния. А больше ничего схожего. Так же невыносимо жарко, как здесь холодно.

Рождество пришлось провести в маленькой деревушке, где даже постоялого двора не было. Праздновали горячей кашей, в которой попадались обрезки свинины, яичницей и пивом. Не Бог весть что, но все же лучше, чем рождественские обеды, памятные Джареду по временам детства. Тогда хорошо, если ему ломоть хлеба с салом выпадал. А чаще – это была просто горбушка и без всякого сала. Поутру он снова отправился в дорогу, и прибыл в Эрденон на третий день после Епифании.

Поскольку святочные увеселения закончились, и наступил пост, Джаред надеялся застать «Детей вдовы» в гостинице. Конечно, его светлость не полностью откажется от развлечений, но вряд ли он пожелает смотреть представления в первые дни покаяния.

Действительно, хозяин «Вертограда» на вопрос, по прежнему ли живут здесь комедианты, ответил кивком. В гостинице было очень тихо, даже для раннего часа, когда гости еще не собирались в зале распить кружку-другую. Не слышно было ни музыки, ни топота, ни песен, ни переругиваний, обычно сопровождавших дневные занятия «Детей вдовы», но вероятно, они боялись подобным непотребством привлечь внимание фискалов Святого Трибунала.

Не успел Джаред помыслить об этом, как с лестницы сбежал – сверзился Матфре. Наверное, увидел его из окна. Или услышал голоса внизу… Бурных чувств, кроме как на подмостках, Матфре не проявлял, и не такие они были друзья, чтобы кидаться навстречу, рискуя переломать ноги. Но удивиться Джаред не успел, не дали ему удивиться.

– Где тебя носило! Тоже – лекарь, по дорогам шляется… Как нужен, он, так нет его… а от здешних лекарей никакой пользы…

И радость была в его голосе, и отчаяние – такое, что он готов был за шкирку тащить Джареда за собой. А Джаред не мог двинуться с места. Все-таки опоздал… Ведь знал, что ей грозит опасность, и все равно полз, как дохлая вошь, пиво жрал по постоялым дворам, а нужно было скакать без остановок, и от метелей не прятаться.

– Дагмар? – с трудом выговорил он.

Матфре взмахнул рукой, стукнулся о перила и зашипел от боли.

– При чем тут Дагмар? Что ей сделается! Диниш…

– Идем.

Поднимаясь по лестнице вслед за Матфре, все же спросил:

– Что с ним?

– Простыл… и слег.

Простуда – не чума, не холера и не оспа. Приятного мало, но зима ведь… а Диниш – не северянин, простуду переносит тяжелей, чем здешние… при том, что актеры редко бывают неженками.

Когда миновали лестницу, Джаред стащил с себя шапку и плащ, чтоб не мешали, сунул их Матфре.

– Подержи пока… Они в той же комнате?

Прочие комедианты уже вернулись в коридор – всклокоченный Гиро, растерянный Баларт, Зика, закутанная в платок. И Дагмар. Она стояла на пороге, ее лицо в полумраке казалось совсем бледным. А может быть, его выбелила усталость. В пути Джаред много думал о том, какой будет их встреча, что он ей скажет… и все это сейчас было бесполезно.

Она посторонилась, пропуская его в комнату. За Джаредом в дверь протиснулся Матфре. Поначалу Джаред приостановился – ставни были закрыты, ничего не разглядеть. И душно – в комнате давно не открывали окон. Зато слышался густой храп. Джаред едва не разозлился – шутники, чертовы комедианты! Разыграли, как мальчишку! Да он просто дрыхнет! Но через несколько мгновений раздражение растаяло. Не храп это был, а хрип. Мучительное, прерывистое хрипение. О многом говорящее уху лекаря. И не о радостном. Еще больше был удручен Джаред, когда глаза привыкли к темноте. В сентябре, перед отъездом Джареда, Диниш был не молодым, но полным сил и не лишенным привлекательности мужчиной. Теперь перед лекарем был старик. Под желтой кожей, иссеченной морщинами, явственно проступили кости черепа, впалые щеки покрывала грязно-седая щетина.

Джаред положил руку на лоб больного, и едва не отпрянул. Он предполагал, что Джареда лихорадит, но такой жар?

– Когда он простудился?

Дагмар молча стояла у изголовья. Ответил Матфре.

– В Рождество… Понимаешь ли, шествие мы устраивали, представление в масках. И во дворце, и перед дворцом… Под начало Диниша всех шутов отдали, всех музыкантов, понимаешь? И всех учить надо было – что делать, где, когда…Поневоле взмокнешь… А мороз был… Он кашлять начал…сперва отмахивался – чепуха, мол, пройдет… А через пару дней слег…

– Значит, почти две недели…и кашель.

– Да, знаешь, мерзкий такой, с гноем, с кровью. Сейчас хоть харкать перестал, но все равно кашляет.

– И все время такой жар?

– Точно.

– А среди вас…или вообще в гостинице кто-нибудь болеет чем-то похожим?

– Упаси, Господи! Иначе б нас сразу выгнали. Нас и так хозяин выпереть хотел, но побоялся – все же Диниш у герцога в милости.

Выходит, мечта Диниша – приобрести со своими актерами милость двора – осуществилась. И тут же нанесла ему сокрушительный удар. Что свойственно осуществившимся мечтам.

Поначалу Джаред подумал об эпидемии, поразившей в годы его детства Нантгалимский край. Ей тоже сопутствовали мучительный кашель и лихорадка. Болезнь, уступавшая в сокрушительности другим мировым поветриям, но убивавшая прежде всего стариков. А Диниш – как ни крути – не юноша. Однако, то была заразная хворь, а в гостинце никто не заразился.

Джаред взял руку больного, чтобы проверить биение пульса, но перевернув руку, едва не выругался.

– Какой мясник делал ему кровопускание?

– Не мясник, а цирюльник, – возразил Матфре – Сказал, жар от дурной крови, и надо ее выпустить. Два раза выпускал – без толку. Тогда он сказал, что у Диниша кровь дурная, потому как комедиант.

– Ты бы еще банщика к нему позвал, – замечание не было лишено оснований. Как в Эрде, так и в Тримейне лекари, цырюльники и банщики числились по одному цеху, что служило неистощимой темой для насмешек, особенно со стороны южан. – Еще чем его лечили?

– Нашли малого из лечебницы святой Аполлонии… он какую-то микстуру готовил… или тинктуру, один черт разберет… Этот получше. Диниш, по крайности, спать стал, а то не спал и не ел, с души от еды воротило.

– Какую еще микстуру?

– Там на столе, в плошке есть.