Читать книгу "Замурованная. 24 года в аду - Найджел Которн"

В частности, проблемы могут возникнуть у старших детей. «Связь зрения с мозгом формируется до возраста семи лет, – сказал доктор Хоган. – После этого в подобной ситуации сетчатка глаза может не сформироваться в той степени, как у обычных детей».

Отсутствие света и скудное питание, которым обеспечивал их Фрицль, привело к железодефициту, который делал детей истощенными, худыми и сказался на темпе их роста. По словам доктора Дениз Пэриш, диетолога из Уэльского университета в Кардиффе, «если они питались неполноценно, это отразится на их росте и весе. Они могут остаться ниже и худее своих ровесников».

Но доктор Пэриш также дает благоприятный прогноз: «Как только они начнут питаться полноценно, они станут поправляться значительно быстрее. Сбалансированный рацион – три приема пищи в день, пять порций фруктов и овощей, три порции углеводов и три – протеина, а также молочные продукты – и они догонят своих сверстников».

Хотя физически бывшие пленники восстанавливаются достаточно быстро, они страдают и от более сложных проблем. Было замечено, что, когда Стефан и Феликс покинули подвал, они общались между собой, чередуя рычание и мычание, а общение с другими находили затруднительным. Специалисты считают, что Стефан может уже никогда не научиться свободно говорить. И хотя Феликс еще достаточно юн, чтобы успеть набраться разговорного опыта, его детские годы все равно могут оставить на нем неизгладимый след. «Мы еще недостаточно обо всем осведомлены, поэтому любые диагнозы не являются абсолютно точными, но глубокая душевная травма может привести к тому, что им будет сложно научиться полноценно говорить, – сказала профессор Сьюзан Эдвардс, глава клинических речевых исследований в университете чтения. – Если мать научила их говорить и у них был телевизор, то, видимо, нормально говорить они умеют. Но сам Фрицль мог запрещать им разговаривать, поэтому они и выдумали собственный способ общения».

На формирование их речи повлияли и другие факторы. «Чтобы хорошо говорить, нужно иметь приличный слух, умственную и эмоциональную стабильность, и какой-то из этих факторов мог быть запущен», – сказала профессор Эдвардс.

Некоторые исследования дают основания предполагать, что дети, переступившие отметку в 11 – 12 лет и так и не научившиеся разговаривать, уже никогда не смогут в полной мере овладеть языком. «Есть подозрение, что их мозг утратил способность воспринимать грамматику – они могут быть в состоянии обогащать словарь, но все равно не смогут правильно говорить на своем родном языке», – сказала она. Стефан, таким образом, может остаться навсегда недоразвитым. Тем, кому еще не исполнилось одиннадцати, повезло больше. Маленькие дети, такие как Феликс, имеют больше возможностей для выздоровления».

Продолжительный контакт с телевизором как с единственным средством постижения окружающего мира тоже не мог не оставить своего отпечатка. По словам Фрэнка Фуреди, профессора социологии в университете Кента, «в наших обстоятельствах, представляет важность значение всего... Мать (Элизабет) знала, что такое телевидение, еще до попадания в подвал. Находясь там, она понимала, что телевидение – это средство связи и коммуникации, могла даже знать, что мамы используют его в качестве цифровой няни. Но для детей он должен был представляться неким оракулом. Чистым листом, который они могли заполнить своим воображением».

В таких экстремальных условиях это чревато серьезными последствиями. «Если вся ваша жизнь проходила в подвале и вы никогда не были вне его стен, не общались с людьми, то понятие разницы между вашим миром и миром внешним будет очень проблематично осмыслить, – сказал профессор Фуреди. – Сравнение не будет иметь смысла, а следовательно, даже если по телевизору вам покажут людей на улице, вы не сможете этого постичь».

Телевидение оставляло детей неподготовленными к столкновению с жизнью вне подвала. «Мир их несказанно удивит, – сказал клинический психолог Рон Брэйси. – Они привыкли к очень четкой концентрации их жизни и жизни вокруг них. Теперь им нужно учиться расширять горизонты и понимать мир шире. Они неизбежно будут напуганы и сбиты с толку произошедшим с ними – им будет сложно свыкнуться с тем, что произошло».

Многие специалисты согласны в том, что особенные проблемы доставит общение с другими людьми. «Они выключены из общества, поскольку слишком долго находились вдали от людей, им привычнее общаться с игрушками или друг с другом, – сказал доктор Брэйси. – Для детей старшего возраста это особенно тяжело, поскольку их чувство реальности, чувство мира будет полностью перечеркнуто их ровесниками».

Доктор Брэйси также напомнил, что, став свидетелями многократного насилия их отца/деда над матерью, дети также могли расценивать такое поведение как нормальное. «Эти травмирующие события могут представлять для них норму, – сказал он. – Но лица мужского пола теперь могут вызывать у них отвращение».

Однако он верит, что они смогут оставить этот ужас за спиной с течением времени и терапии. «Это возможно, хотя перед их глазами будут постоянные напоминания, – сказал он. – О них всегда будут говорить как о „тех“ детях, они будут вынуждены жить с этими постоянными репортажами, книгами и даже фильмами об этих событиях, но есть шанс, что они смогут привыкнуть и принять это и начать нормальную жизнь».

Вызывало беспокойство и состояние самой Элизабет. Психолог Анна Карпентер, специалист в помощи взрослым, пережившим в детстве насилие, рассматривает ее случай в «Нью Стейтсмэн». Карпентер – судебный консультант по клинической психологии, работающая в судебной комиссии по определению состояния психического здоровья в Глазго и в «Клайд Хелс», она двадцать лет работала с жертвами подобных инцидентов, с оскорбленными женщинами и их психически нездоровыми обидчиками. В Шотландии она была активным членом организации «Помощь жертвам преступности» и являлась членом совета по условно-досрочному освобождению там же, в Шотландии. «История Элизабет Фрицль, 42-летней женщины, которую запер в подвале и насиловал на протяжении 24 лет ее собственный отец, для большинства кажется шокирующей и непостижимой», – писала она. В обращении Фрицля с дочерью она видела пример особого сексуального и эмоционального садизма.

Но детское насилие печально распространено, и общим лечением для всех жертв является поле психического здоровья. В этой области, сообщала Карпентер, был достигнут прогресс. За последние три десятилетия академики и практикующие врачи добились большого понимания сложной психологии людей, переживших такой стресс. «Несомненно, эта женщина нуждается в активной помощи и поддержке, чтобы пережить эту жуткую пытку, – сказала она. – Но те, кто принимает участие в ее восстановлении, должны быть исключительно осторожны и чувствительны, особенно когда она свыкнется со своими эмоциональными и физическими потребностями в стороне от своего насильника. На самом деле она может не суметь высказать или и вовсе не распознать их».

По словам Карпентер, Элизабет Фрицль предстоит испытать череду противоречивых и обескураживающих эмоций: шок, дезориентация, вина, тоска, но также и счастье, облегчение от освобождения от такой продолжительной пытки. Ее может бросать от одной эмоции к другой на ранних стадиях решения проблемы, и ей нужна будет самая внимательная забота от близких ей людей.