Читать книгу "Как подружиться с демонами - Грэм Джойс"

По всему было видать, что до нас черед так и не дойдет. Не то чтобы я особо рвался в бой, как иные ребята. Если б на этом все и закончилось, я бы плакать не стал, но я-то ведь в курсе военных раскладов. Кому охота угодить в красную колонну только из-за того, что подзадержался.

Еду я, значит, в башне «уорриора» рядом с механиком-водителем. Где-то впереди так и продолжают разрываться эти фосфоресцирующие вспышки, и каждый раз, как рванет, начинается то, что я назвал бы трепетанием; как будто у тебя глаз взял да и задергался. А еще кругом эта вонь — ничего похожего на привычный запах гари или тротила. Когда доходит до дела, меня напрягает все, чего я раньше не видел и не нюхал.

В общем, я размышляю о том, что настоящего боя мы так и не увидим, а война в этот раз обойдет нас стороной, как вдруг мы попадаем под обстрел. Из минометов и стрелкового оружия.

— Чурки на девять часов, пятьсот метров! — кричит мой водила Каммингс, такой себе тертый калач и крутой перец из Бристоля, вся шея в дурацких наколках.

— Рули на три часа, вниз по склону.

Мы пытаемся заныкаться за барханом. Машина увязает в песке, движок глохнет. А я костяшками пальцев вбиваю Каммингсу в голову:

— Чтобы я больше не слышал, как ты называешь противника чурками, узкоглазыми, песчаными негритосами или еще какой-то херней, кроме как противником. Ты меня понял, Каммингс? Понял?

— Так точно!

Пора бы им это усвоить. Я такого не потерплю. Только не на поле боя. Где-нибудь в кабаке, на кухне или в борделе называйте их хоть чертями лысыми. Но только не здесь. Не потерплю.

— А почему? — спрашиваю. — Из каких, мать твою, соображений?

Падает еще одна мина, по броне цокают пули. Парни, что сидят позади, думают, будто я спятил. Мы под обстрелом, а я тут устроил политинформацию. Но я-то знаю, что минометы до нас недотягивают, а обстреливать «уорриор» пулями — только зря переводить боеприпасы.

— Ну! Я слушаю!

— Недооценка врага, старший сержант, — отвечает Брюстер, отличник боевой и политической подготовки.

Он хотел добавить что-то еще, но я его перебил:

— Недооценка, мать вашу, врага! Я не знаю, на кого мы тут нарвались, но сразу за ними — Национальная республиканская гвардия. Гораздо, черт бы их побрал, лучше обученные, чем все вы, вместе взятые, Каммингс. Настоящие, мать их, солдаты, а не сосунки вроде вас. Верные Саддаму. Они не узкоглазые, не чурки и не песчаные негритосы — они долбаные враги, и вы должны уважать их за то, что они способны открутить вам яйца. Верно я говорю, Каммингс?

— Так точно! — рявкает Каммингс, красный как рак.

По нашему «уорриору» снова выпускают очередь, по броне стучат пули.

— Этот чертов народ изобрел чтение и письменность, еще когда мы жили в землянках и, насинив морды, скакали вокруг долбаного Стонхенджа. Ты все понял, Каммингс?

— Так точно!

Ладно, пора с этим завязывать. Все парни буравят взглядами мою спину, так что я поворачиваюсь и награждаю их широкой улыбкой во все зубы, будто и впрямь с катушек съехал:

— Вот и молодцы. Ну что тут у нас?

Оказывается, неподалеку есть блиндаж, причем активный, хоть и остался далеко за линией фронта. Вот для таких случаев мы и нужны. Зачистить, миссис Фартук. Натягивай резиновые перчатки, хватай отбеливатель с мастикой и натирай этот мир до блеска. Вообще-то, наш тепловизор должен показывать, сколько там засело врагов, но он, сволочь такая, бликует, что и неудивительно. Все это оборудование отлично работает лишь до тех пор, пока внутрь не набьется песок. Впрочем, подозреваю, что на прибор как-то влияют и те самые фосфоресцирующие вспышки. Ну и хрен с ним. Наш «уорриор» и без того оснащен неплохо.

Местность подходящая. На восточном фланге небольшая возвышенность, так что я могу послать туда пару-тройку ребят, чтобы они атаковали врага под прикрытием пушечного огня. Добровольцами вызвались Брюстер, Дурик и еще двое. Я соглашаюсь, а затем — не знаю, что на меня нашло, — решаю, что пойду сам, и даю двоим последним отбой. Они мне ни к чему. Только под ногами будут путаться. За всеми не уследишь.

Приказываю водителю завести мотор и проехать пятьдесят ярдов; там мы, взорвав пару фосфорных гранат, устроим дымовую завесу и, если повезет, высадимся и перемахнем через бархан незамеченными. Забрались на бархан, видим еще в ста ярдах обгоревший иракский танк. Смотрим в бинокль. Вокруг него валяются трупы и части тел. Признаков жизни не обнаружено. Все чисто. Танк — отличное прикрытие, так что мы подбегаем к нему и готовимся открыть огонь, чтоб поддержать атаку «уорриора» на вражеский бункер.

— Твою мать! — ужасается Дурик.

Он смотрит на чье-то туловище, что лежит неподалеку. Во всяком случае, выглядит оно как туловище. Хотя руки-ноги вроде бы имеются. Но странное какое-то. Скукоженное. Пренеприятное.

— Не зевай по сторонам! — ору на Дурика. — Выполняй задание!

Но Брюстер и Дурик в ступоре из-за этой страхомудии. Стоят как вкопанные. Глаз отвести не могут.

— Шевелись! — рычу я раскатистым басом.

Все-таки муштра свое дело сделала — парни и впрямь зашевелились; неуклюже, суетливо, на взводе, однако справляются. А я все поглядываю на ту страхомудию, но искоса, чтоб ребята не решили, будто мне от нее дурно. Хотя так и есть. Дурно.

Это вроде как труп иракского солдата, выбитого из танка. Полбашки снесло, но остальное почти все на месте. Рук и ног не разглядеть. Ну, это-то мне до лампочки. Я за свою жизнь много останков повидал. Повоюешь с мое, так любой фарш будет нипочем: что в гамбургере, что тут — все едино. Однако с этой штукой что-то не то: вроде и нормальный труп, но ужатый, раза в три меньше, чем надо. Я было подумал, что ребенок, так ведь нет — вон у него борода, да и вообще на вид взрослый, только будто бы оплавился, как пластиковый пакет, если его сунуть в огонь. А позади него какая-то чудная тень — точно человек на песке.

Ребята закончили и готовы жахнуть, но я решаю сперва прибраться. Подхожу к этой страхомудии, пытаюсь зафутболить ее под танк, с глаз долой, — а нога проходит насквозь. Обычно-то моему желудку все нипочем. Нутро у меня чугунное, однако тут, впервые за многие годы, меня разом вывернуло. Ошметки этой дряни налипли на ногу. Я соскреб их вместе с песком и обломками и затолкал как можно дальше под танк.

Оборачиваюсь. Дурик и Брюстер за мной наблюдают.

— Все готово, парни?

— Так точно!

Брюстер радирует «уорриору», и мы смотрим, как медленно поднимается, а затем фиксируется пушка. Наступает затишье, затем «уорриор» обстреливает расположение противника. Дурик смотрит на результат в бинокль и докладывает. А я изо всех сил стараюсь не думать о той гадости, что налипла на мой ботинок.

— Дай по ним очередь.

— Пулемет! — командует Брюстер по рации.

На этом все и закончилось. Когда пушка и пулемет обработали их огнем, они вышли, а нам только и оставалось, что держать их на мушке. Эти не из Республиканской гвардии. Призывники. Сыты по горло, так что вылезают, положив руки за головы. Как видно, принимают нас за янки. Лопочут по-иракски, пытаются втолковать, что сдаются.