Читать книгу "Патологоанатом. Истории из морга - Карла Валентайн"

родственники могут попрощаться с ним сегодня или завтра, если им это удобно».

– Не поняла, – сказала женщина-коронер, явно не ожидавшая такого поворота событий. – Мне казалось, что его разорвало на куски. Спасатели сказали, что собрать его не удастся ни за что на свете.

– Да, он был разорван на куски, – ответила я, – но наша работа, помимо всего прочего, заключается и в том, чтобы придать умершим достойный и приличный вид. В данном случае, нам это удалось, и родственники могут его увидеть.

– Ну, хорошо, – растягивая гласные и не скрывая скептицизма, сказала моя собеседница. – Можете считать, что на этот раз вы меня уговорили.

Я вынесла в заголовок главы фразу из «Шалтая-Болтая» не ради комического эффекта. Так же, как бессмысленная по форме сказка «Алиса в стране чудес», на самом деле, исполнена глубокого математического смысла, потому что в ней наглядно представлены понятия «предела» и «обратных отношений», так и «Шалтай-Болтай» является наглядной иллюстрацией второго начала термодинамики. В одной из предыдущих глав, где я описывала экосистему разлагающегося трупа, я упомянула первое начало термодинамики, которое гласит, что энергию невозможно ни создать, ни уничтожить, можно лишь изменить ее форму. Второе начало термодинамики утверждает: «Общая энтропия изолированной системы всегда увеличивается с течением времени». Энтропия в этом контексте означает беспорядок или хаос. В том знаменитом стишке говорится, что после падения несчастного создания, «вся королевская конница, вся королевская рать, не могут Шалтая, не могут Болтая, не могут Болтая, не могут Шалтая, не могут Шалтая-Болтая собрать». Невозможность воссоздать несчастного мистера Шалтая-Болтая в прежнем облике и является наглядным выражением второго начала термодинамики.

Этот же закон превосходно описывает реконструкцию трупа после патологоанатомического исследования. Техники морга не бальзамировщики, они не пользуются косметическими и высокотехнологичными поверхностными средствами реконструкции. Нет, мы начинаем восстановление изнутри, как будто покойник – это разбитое яйцо, форму которого нам предстоит восстановить.

Отмыв секционный стол и ополоснув его из шланга, я опрокинула на него ведро теплого раствора дезинфицирующего вещества и дала ему стечь. После этого я занялась несчастным самоубийцей. Трупы мы тоже обмываем из шланга, но делаем это осторожно, чтобы не разбрызгать кровь и кусочки плоти по всей прозекторской, и не распылить в воздухе мельчайшие частицы крови, которыми потом нам же и придется дышать. Секционный стол имеет наклон сверху вниз – от головы умершего, и вода и другие жидкости стекают с него к ногам, а затем в раковину и в канализацию. Может показаться, что мы моем покойников, как машины на автомойке или посуду в ресторане, но, на самом деле, в этом нет ничего жуткого и сверхъестественного. В одной руке я держу душ шланга с регулятором, похожим на пистолет, а в другой – губку, пропитанную раствором дезинфицирующего вещества. Мы моем труп не только для чистоты и придания покойному более достойного вида, но и для того, чтобы смыть кровь до того, как она свернется и засохнет, потому что после этого ее будет очень трудно отмыть с кожи умершего. Мыло и кровь, смешиваясь, образуют розоватую пену, которая стекает с рук и ног мертвеца и, крутясь, исчезает в горловине раковины. Когда я мою свои крашеные рыжие волосы, мыло смешивается с краской и таким же крутящимся водоворотом исчезает в горловине раковины. Каждое мытье головы напоминает мне о годах работы в морге. Мне кажется, что я снова мою труп после вскрытия.

Больше хлопот было с обмыванием лица. Направляя даже слабую струю на лицо трупа, я каждый раз инстинктивно ожидала, что человек отвернется и зажмурит глаза. Но, слава богу, такого никогда не случалось. Вода текла на полуоткрытые глаза и в рот. Мне не нравилось, когда комочки жира и другие остатки застревали в зубах и деснах. Но усиливать струю мне не хотелось, это казалось мне неправильным, и я вычищала грязь зубной щеткой.

Не знаю, видели ли это мои коллеги.

После того, как покойник был отмыт дочиста, я приступила к реконструкции. Сначала голова. Волосы были влажные, а, значит их будет легче причесать, так же, как я причесывала их, когда делала пробор на месте будущего разреза на границе затылка и шеи. В отличие от младенцев, у которых мозг огромен в сравнении с туловищем, мозг взрослого человека в полость черепа не укладывают. Да это было бы и просто невозможно, потому что мозг – очень мягкий орган. Я уже писала, что он похож на «мусс», а у черепа столько естественных отверстий, что мозг мог бы вытекать из них. Поэтому я высушила полотенцем стенки полости, скрутила большой ком марли по размеру мозга и вставила этот ком в череп. Это надо было сделать по двум причинам: во-первых, это придало голове форму и позволило мне надежно поставить на место крышку черепа, а, во-вторых, марля поглощает всю жидкость и не дает ей вытекать из глазниц, слуховых проходов и через большое затылочное отверстие. Я расправила височные мышцы и уложила их на место, а потом натянула скальп на голову так, чтобы сопоставить края разреза на затылке, оставив между ними небольшую щель. После этого я сшила края в обычном направлении справа налево. Иглу я вкалывала в верхний лоскут скальпа со стороны, покрытой волосами, проводила иглу через всю толщину ткани, а потом в таком же направлении прошивала нижний лоскут, стягивая края разреза. Потом я делала следующий стежок. Так получился аккуратный шов, похожий на шов, каким зашивают матерчатый чехол бейсбольного мяча. Собственно, мы и называем этот шов бейсбольным.

Потом я высушила губкой брюшную полость и забила марлей полость таза – вставив марлю вместо мочевого пузыря и других тазовых органов. Кроме того, как и в случае с черепом, эта ткань будет впитывать остатки жидкости, не давая им вытечь наружу. Такой же рулон марли я вставила в шею, чтобы придать ей естественную форму. Иногда, у мужчин, мы даже делаем что-то похожее на кадык. Органы умершего помещают в отдельные, не подверженные разложению прозрачные мешки, которые, затем, кладем в порожние полости тела. Сверху мы укладываем грудину. Это придает телу естественные очертания, форму и объем. После этого я сопоставляю лоскуты кожи по линии срединного разреза и зашиваю его. Сверху вниз тем же бейсбольным швом.[4]

Если бы мне надо было удалить у этого покойника стекловидное тело, то вместо него, чтобы сохранить внутриглазное давление, я накачала бы в глазное яблоко физиологический раствор. Лицо покойника после такой реконструкции часто выглядит более умиротворенным, чем до аутопсии. Закончив реконструкцию, я снова обмыла тело и