Читать книгу "Те, которых не бывает - Нина Семушина"

Ян потёр ушибленную поясницу и огляделся. Высоко-высоко наверху голубело далёким кривоватым эллипсом небо. Вокруг были каменные стены, на полу что-то хлюпало.

– Это где это я? – спросил он сам у себя.

– В к-колодце, – неожиданно ответили из угла.

Ян обернулся. Да, он и правда был не один, у стены, скрючившись и как будто вжавшись в землю, сидел перепуганный и заплаканный пацан где-то его возраста. Ян шагнул к нему и протянул руку.

– Ян.

– Дюша. – Пацан пожал его руку. В перепуганных глазах сверкнула надежда.

– Ты давно тут? Пробовал наверх лезть?

– Мне кажется, что вечность. Я пробую вылезти, пробую, а ноги скользят, и я срываюсь. – Дюша всхлипнул. Ян уселся рядом с ним в грязь.

– Ну сейчас кто-нибудь тебя хватится, родители начнут искать…

– Не начнут, я детдомовский. – Мальчик снова разревелся. – Может, твои тебя искать станут, а?

– Мои в заповеднике, бакланов спасают.

У Яна самого душа начала уходить в пятки, но он понимал, что терять время нельзя. Нужно вылезать из этого чёртова колодца, да поскорее, и идти выручать Андрея Петровича из неведомой беды. Он встал и огляделся. Колодец был узкий, а стенки выглядели опасно гладкими. Дело и правда казалось безнадёжным, если только не…

– Дюша, я придумал! Мы сейчас сцепимся спинами и полезем вверх!

– А если мы свалимся? – Дюша с сомнением поглядел на далёкий уголочек неба. – Ты так делал раньше?

– Ага, – не краснея, соврал Ян. – Я постоянно куда-нибудь залезаю, а вылезти не могу. Но потом вылезаю. Давай. Полезли.

…Лезли молча, с пыхтением и усердием. Ян сам не понимал, как это получалось, но стоило подумать, что нужна опора под левую ногу, и она тут же появлялась. Стена была мерзкая, мокрая и склизкая, но пальцы почему-то крепко держались, а ноги не ехали вниз. Он готов был поклясться, что внизу у Дюши был развязан шнурок – однако сейчас со шнурком всё было отлично. Стоило ему сказать Дюше, что до верха осталось совсем немного, – и голубое небо стремительно приближалось.

– Ух, Дюша, прямо как во сне, – выдохнул Ян, когда они наконец выбрались на поверхность. Светило тёплое майское солнце, мимо Яна с жужжанием пронёсся майский жук.

Так, стоп. Дюша – это же Андрей? А я кого искал – Андрея Петровича, так? А что, если это всё не как во сне, а по-настоящему во сне?

– Видишь, – жизнерадостно сообщил Ян Дюше, – мы просто герои.

– Как ты думаешь, если я Клавке расскажу, она меня поцелует?

Пахло шиповником, босые ноги приятно щекотала мягкая полевая трава, а по деревенской улице в три дома к ним уже бежала красивая девочка с косичками, в платке и лаптях.

– Спрашиваешь! – улыбнулся Ян. Он, кажется, понял, как это работает, но нужно всё-таки было проверить. Когда Клава убедилась, что друг жив, и повисла на шее у Дюши, Малинин аккуратно отошёл в сторону и ущипнул себя за руку.

Он стоял возле постели Андрея Петровича в хирургическом отделении четвёртой больницы. Андрей Петрович улыбался во сне. Пахло хлоркой, лекарствами, кашей с пищеблока, а по развороту волшебной Книги убегали, держась за руки, прочь от колодца двое детей. Третий стоял у колодца и, приглаживая рукой непослушные кудрявые волосы, смотрел на Яна и показывал тому большой палец.

«И почему я не додумался просто взлететь? – подумал Малинин. – Впрочем, тогда с Клавой бы не вышло».

⁂

– Да мы ничего, нормально живём, да у него другой жизни и не было никогда – не с чем сравнить. Только вот он всё пилотом хочет стать, а какие самолёты, когда у него ДЦП? – Гуля шумно всхлипнула. – А ему это прямо снится.

Гуля и Серёга пили уже по десятой, наверное, чашке чая. Кукушка в гостиной уже прокуковала девять, а потом и десять раз, но дети давно спали, укутанные в плед, на диване среди множества Елисеевых книжек про самолёты.

– Мало ли чего в детстве хотят! Диспетчером пускай будет. – Серёга неуклюже протянул ей грязный носовой платок. – Без диспетчера ни один пилот не сядет и не взлетит, а ими почему-то никто быть не хочет. Наша старшая тоже хочет балериной быть, а я говорю, что ей надо суфлёром работать. Порок сердца – ладно, чёрт с ним, но ей же просто медведь на ухо наступил! Зато «Руслана и Людмилу» наизусть знает. Не оперу, понятно, а Пушкина. Ну и вообще серьёзная – не как младшая.

– Насколько она старше? – улыбнулась Гуля. – На пару лет?

– На два часа, – усмехнулся Серёга. – Но для меня это было как пара лет, это точно.

Надо было брать спящую младшую и нести домой – завтра рано утром в садик, это опять будет концерт – не хочу, не пойду, спать буду… Ещё и ёлки нет. И ведь это всё он виноват. Наташка столько лет его просила купить уже искусственную, а он упирался: традиция, ёлка должна быть живая, и у его бабушки так было, и у родителей, теперь и у него должно быть. И какая разница, что с рождением не слишком здоровых детей все немногочисленные родственники куда-то разом подевались и даже некого позвать на эту живую ёлку посмотреть? Давно надо было купить. Но задним-то умом все крепки, это известное дело.

– Ты знаешь, а этот Оле-Лукойе всё ещё работает там, в больнице, – сказала Гуля. – Потому что они всё ещё называют детей сказочными именами. И я все эти годы думаю – а кто это был? Может, он ходит по больнице, как профессор, и выписывает людям рецепты на сны. Сказки народов мира, принимать по два часа каждую ночь до наступления улучшения. И, как алхимик, подмешивает что-то в капельницу. Или, может, это старенькая буфетчица за ужином смотрит, кто особо грустный, и в чай ему волшебный сахар кладёт какой-нибудь? Моисей, который папа Русланчика, когда мы всё это выяснили, даже на практику из мединститута пошел специально в эту больницу. Следил, говорит, за всеми и каждым – и ничего не понял. Все, говорит, хорошие люди. Просто каждый по-своему. Даже злобный сторож на проходной, наверное. А я иногда думаю: что бы я сказала ему или ей, если бы встретила? И только глупости на ум приходят: вроде того что, может, надо же теперь какие-то более современные сказки читать, может, ему надо новых книжек принести?

– А я бы сказал спасибо. – Серёга усмехнулся. – Я всё думал-думал: откуда я знаю столько сказок? В детстве же не читал их, конечно. А так пригодилось девчонкам рассказывать. Только я думаю, что ему не очень нужно наше спасибо и наши книжки – но хорошо, если он есть. А если и нет никакого волшебника, и этот папа прав, и просто все хорошие, то так даже ещё лучше. Тогда получается, что каждый может быть волшебником.

⁂

Самый тёмный час всегда перед рассветом. Впрочем, сегодня ждать рассвета не было уже ни сил, ни возможности, и никакого избавления он принести просто не мог. Макс сидел на полу своей разорённой ординаторской и курил.

Книги не было нигде. Он обыскал всю больницу, но напрасно – никаких следов ни Книги, ни брата. Он пытался дозвониться в Казань Рашиду Султановичу, но тот, очевидно, был у дочери. Он обзвонил всех друзей Яна и даже дал телеграмму маме в заповедник. Он позвонил в милицию, он поднял всех знакомых в больницах, но парня никто не видел. Он просто исчез. А когда исчезает невидимый, это катастрофа.