Читать книгу "Весы Лингамены - Роман Орлов"

— Для его прихода на Землю должны сложиться определённые условия, — твёрдо сказала Дарима. — Неужели ты и правда думаешь, что человек может запросто играться величинами такого порядка? Нет, Штольм, никто не может переписывать историю мира! Это равносильно тому, что вся муравьиная семья стала бы перестраивать свой огромный дворец из-за одного муравья, который бы вдруг решил, что ему втихомолку удалось изменить на генплане место строительства!

— Хм, ладно, — сказал Штольм. — Но у меня такое ощущение, Дарима, будто тебе очень хочется, чтобы на всём этом вечно оставался необъяснимый налёт таинственности и непостижимости. Словно это светящийся неприступностью оттиск «божественной печати», а не явление, которое просто нужно хорошенько изучить.

— Ну, Штольм! Сейчас ты и меня в шпионы ИБ запишешь!

— Не, у нас тут уже есть такой, — ухмыльнулся учёный. — Но я вот всё думаю, отчего за 3500 лет существования Учения люди всё никак не могут подобраться к ответу, как именно передаётся из жизни в жизнь то, что мы называем кармой? Может, это первый Учитель так решил, что достаточно описать своим современникам механизм причинности без физической его основы, то есть не раскрывая «вещества кармы»? Но почему бы, наконец, именно сейчас — за неизвестное время до обнуления Кармопроцента, за одну кальпу до нового цикла, за миллион лет Майтрейи — не совершить это важное открытие?

— Мы не будем тебе мешать, Штольм, — ответила Дарима. — Если считаешь нужным — работай, конечно, над своей машиной. Мы постараемся пока справиться с текущим проектом и без тебя. Твоя дерзкая мысль, конечно, имеет право на существование, и кто-то, вероятно, должен попытаться воплотить её в жизнь. Но… мы просто не хотели бы, чтобы для нашего товарища это закончилось как-то не очень радостно.

— Я вижу, — утомлённо проговорил Штольм. — Вы все не верите. Не верите, что это вообще возможно. И не ты ли, Дарима, сама говорила на Совете, что материя живая?

— Да, было такое предположение. Но знаешь, Штольм, эти вещи никак не помогут обрести истину. Эти гипотезы, как и твои последние идеи, напоминают мне то, что первый Учитель называл бесполезными вопросами: бесконечна ли вселенная, есть ли у неё создатель? Бесполезными они являются потому, что, даже зная ответы на оные, никак не приблизишься к цели, изложенной в учении дхармы.

— Да, я слышал об этом, — тихо сказал Штольм.

— Мы уж тут засиделись, дела ждут, — вздохнула Дарима и потянулась. — Но разрешите всё же рассказать одну древнюю притчу. Мне кажется, она хорошо отражает ситуацию, сложившуюся вокруг предмета сегодняшнего обсуждения.

Однажды Учитель сидел на берегу реки с учениками и ждал лодочника, чтобы переправиться на другую сторону. Пока лодочника не было, появился йог, который на виду у всех присутствующих перешёл реку по воде и обратился к учителю со словами:

— А ты так можешь, Просветлённый?

Учитель ответил вопросом:

— Скажи, йог, сколько времени ты потратил, дабы обрести такое умение?

— О, — отвечал йог, — почти всю жизнь я провёл в аскезах и упражнялся.

В это время появился лодочник, и Учитель спросил его:

— Скажи, лодочник, сколько стоит переправа на тот берег?

— Три гроша, — сказал лодочник.

Учитель повернулся к йогу и сказал ему:

— Ты слышал? Вот сколько стоит твоя жизнь.

— Ну что ж, надеюсь, результаты моего эксперимента не будут куплены такой ценой, — сказал Штольм, поднимаясь.

— Как бы то ни было, нам пора по делам, — сказал Гелугвий. — Если что — мы рядом.

Стоял уже полдень, а Штольм только вернулся домой с затянувшейся беседы в институте. Нельзя сказать, что после этой встречи учёный пребывал в угнетённом расположении духа, но всё же он надеялся хоть на какое-то понимание со стороны коллег — а его не было. И разговор по большей части опять происходил лишь с Даримой, остальные участвовали как-то вяло и всяко односложно. Да ещё Гелугвий со своими шуточками…

Штольм взял папку с чертежами и уселся на диван. Недавний разговор с коллегами в основном крутился вокруг морально-этических составляющих его идеи, и никто из них даже не выразил желания ознакомиться с технической стороной проекта.

— Они считают его заведомо провальным только потому, что никто ещё не подбирался так близко к этой тайне, — вполголоса произнёс Штольм. — А между тем…

Учёный выудил из папки те самые три листочка, описывающие его проект, и пробежал их глазами.

— Всё безупречно! — снова вырвалось у учёного. — Вот здесь только нужно ещё приделать трансформер гиперактивности света, а вот тут усилить излучение тройными уровнями Гирвальда-Нуора.

Наконец, получив из «машинки желаний» в точности то, что было задумано, Штольм оторвался от работы и посмотрел в окно. День уже угасал, скрадываясь мягкими летними сумерками. Именно то, что надо.

Добираться до Города Радости пришлось пешком — все знали, что горожане, добровольно отказавшиеся от виман и машин желаний, справедливо рассчитывают, что в радиусе двух километров от них никто не станет беспокоить их этими достижениями цивилизации. Можно было, конечно, немного срезать — долететь до ИКИППСа, который находится всего в километре от поселения, но Штольму уж очень не хотелось там «светиться» после сегодняшнего «совещания» (в ИКИППС сотрудники, конечно, не добирались пешком, но летали туда низко и одной дорогой, так что за зданиями института из Города Радости не было видно никаких летающих объектов).

Меж тем смеркалось. Вдали показались сереющие в полутьме строения нового города. Штольм переложил свой тяжёлый агрегат на другое плечо.

«Ещё немного, ещё чуть ближе, — в волнении размышлял он. — Нет, показываться им на глаза и привлекать к себе внимание мы никак не будем, ни к чему нам это. Они все, должно быть, ещё на своих посевных, а поля у них с другой стороны города — авось, не приметят».

Пройдя ещё пару сотен метров, Штольм совсем замедлил шаг и стал пробираться крадущейся походкой, как будто это могло укрыть его лучше уже совсем сгустившейся темноты. Ещё пятьдесят метров. Отчаянно стучало сердце. Каждая мышца лица, казалось, чувствовала прикосновение свежего ночного ветерка. Вот уже совсем близко проглянули огоньки в окнах окраинных домов. Ночной разведчик на миг почувствовал себя в непривычной роли воришки — скрываться и делать что-то исподтишка совсем не пристало людям нашей эпохи. «Да мы и не крадём ничего, — решил тут же путник, — мы лишь возьмём взаймы немного воздуха — и, если повезёт, вместе с теми самыми волосками. А потом обязательно вернём назад. Эх, на что не пойдёшь ради науки!» Штольм остановился и перевёл дух. Сейчас! Уверенно сняв с плеча свою «мотыгу», он размахнулся и нажал на кнопку в рукояти топорища.

Когда следующим утром мы оказались в рабочем зале ИКИППСа, нас ждал сюрприз. Вероятно, Штольм забыл здесь какой-то инструмент или игрушку. Во всяком случае, первое, что мне пришло в голову при виде невероятного штольмовского агрегата — это булава, виденная мной во время последнего посещения «Карусели Времени». И действительно, на длинную, добротную деревянную основу был наживлён прозрачный корпус полуметровой длины, наполненный пирамидальными фигурами, причудливо расположенными внутри. Ящик имел входные дверцы, выполненные в виде раскрывающихся челюстей, «украшенных» большими клыками.