Читать книгу "Война или мир - Влад Савин"

Отличников учебы направляли в лучшие части. Плужникову выпал прославленный 2й гвардейский истребительный полк Северного Флота, бывший «сафоновский». Что было и почетным, и трудным — так как у гвардейцев в намного большей степени сохранялся состав фронтовиков, гвардейские части после Победы как правило, не подлежали сокращению, а напротив, бывало что и пополнялись летчиками из расформируемых линейных полков. Гвардейские полки, находящиеся на наиболее важных участках (к которым принадлежал и 2 гвиап), иногда даже имели особый штат, отличный от обычного — не три, а четыре эскадрильи по двенадцать машин, плюс еще четыре, штабное звено (прим. авт — соотв. реальности). Итого полк имел пятьдесят два Миг-15, еще два учебно-вывозных УТИ, две «аннушки» для разъездных нужд, один Си-47, и приданными в подчинение, последний новейший шик, звено вертолетов для аварийно-спасательной работы. Из пилотов, восемь Героев, а ордена, и за Отечественную, и за японскую войну в сорок пятом, были почти у всех — так что Плужников, бывший в училище одним из первых, ощущал себя как зеленый новобранец в роте, укомплектованной воевавшими сверхсрочниками — место его было последним, как в строю, так и во всем. Оставалось лишь утешать себя мыслью, что воевали эти герои на «поршнях», а на реактивном еще неизвестно, кто лучше — было ведь, когда «миги» массово пошли в войска, иные из заслуженных пилотов оказались к ним непригодны, по возрасту или здоровью. Кто ушел на гражданку, кто остался в наземных, кого-то взяли в ПВО — Як-25 предъявлял куда меньшие требования, и на «ночников» даже в новоформируемые полки практически не брали молодых после училища, а лишь «дедов» в предпенсионном возрасте за тридцать, и даже за сорок, но с огромным опытом взлетов и посадок в сложных метеоусловиях, и владеющих аэронавигацией не хуже штурманов. Хотя последнее и для морской авиации было очень актуально — в мирное время выручал радиокомпас, ну а если маяк заглушат или разбомбят?

Так что, военный летчик пока даже не 3го класса лейтенант Плужников, терпи, что тебя считают самым младшим. Как и в прямом смысле, по званию — во 2 м гвардейском даже командиры звеньев обычно были капитаны (в обычном полку, звание комэска), и рядовые пилоты не ниже старлея, а в первой эскадрилье был даже майор Щеголев на звене и подполковник Черных в комэсках — «не захотели с полком расставаться». А у Плужникова, зачисленного в третью эскадрилью, ведущим был капитан Тимохин (орден Красного Знамени, две Красные Звезды, двенадцать сбитых немцев и японцев) — нормальный мужик, сказавший Сане после проверки его пилотирования:

— В целом неплохо, для новичка. Но боже упаси тебя самодеятельность проявлять — лишь держись за мой хвост, что бы я ни делал! Думай, учись, запоминай, если хочешь когда-нибудь стать ведущим — но пробовать что-то свое, без моего дозволения, не сметь! Или, если жив останешься, я сам тебя на земле пришибу!

Так прошел первый месяц в полку. За исключение полетов и боевой учебы, было скучно — город Нарвик сильно уступал даже Мурманску в смысле соцкультбыта. И не было девушек — согласно закону сорок пятого года, советским военнослужащим разрешались браки с иностранками, при условии принятия ими советского гражданства, и Плужников слышал, что в ГДР, а особенно в Италии такое бывало нередко — однако Норвегия считалась «недружественной», и хотя в законе о том не было сказано, неофициально связь наших с местными очень не одобрялась; напротив, политработники настоятельно предостерегали об опасности случаев, «познакомился с девушкой, пошел ее провожать, а за углом уже ждут ее приятели из „асгарда“ чтобы тебя убить или похитить». Хотя никто не мог рассказать о чем-то подобном, реально случившемся здесь, в провинции Нурланн, где советских военнослужащих было едва ли не больше чем норвежцев, в каждой деревне комендатура, а на каждом углу можно было наткнутся на патруль. Так что, когда вчера, после киносеанса в клубе, были еще и танцы с нашими связистками и прочими тыловыми (а также с женами комсостава), причем пришедшими в платьях, а не в форме — легко понять, отчего Плужников вернулся в общежитие в четвертом часу ночи!

Квартиры полагались лишь пребывавшим в должностях от комэска и выше, и немногим женатикам. Большинство пилотов имели отдельные комнаты в бараке «система коридорная». Ну а самые младшие, как Плужников, жили в двух- и даже четырехместных «номерах». Саня спал так крепко, что не услышал даже вой сирены, и проснулся лишь, когда сосед, старлей Гарбузов, тряс его за плечо.

— Подъем! Тревога! Не учебная — значит, война.

Сон как рукой сняло. Все уже были наслышаны про Сиань. И хорошо представляли, что будет, когда на нас, и дальше на территорию СССР пойдут армады американских бомбовозов с атомными бомбами. Тем более, что Нарвик находится в радиусе действия и их истребителей с юга, а может и палубная авиация появиться, не далее как летом у союзников бывших маневры были в Атлантике совсем недалеко, эскадрильи взлетали с авианосцев и брали курс к нашей границе, наши нервы испытывали на прочность. С августа отпуска были отменены, а техники буквально спали у самолетов, обеспечивая матчасть в постоянной готовности. Ну а локаторщики и зенитчики, как казалось Плужникову, не спали вообще никогда!

Одеться в минуту, бегом на улицу к месту сбора, прыгнуть в кузов «доджа три четверти» (давно нет ленд-лиза, и американцы вроде как враги — а эти машинки бегают резво, и в рембате полно американских станков и инструмента) и на аэродром. Видел из машины, как взлетает дежурное звено — чтобы сорвать внезапную атаку врага и прикрыть взлет остальных. Проехали мимо зенитной батареи — в полной боеготовности, расчеты на месте, пушки стволами водят — все помнят, как на последних учениях подполковник Черных на малой высоте зашел, на скорости восемьсот, меньше чем в сотне от земли, и по такому рельефу, что радары до последнего момента не засекли. А американцы конечно враги и капиталисты — но летать умели здорово, доказав это в войну. Но никогда у нас не будет, как в сорок первом, чтобы самолеты на поле в линейку и под вражескими бомбами! Кровью заплатили — а уж сколько потов на учении сошло!

Инструктаж был короток — замечена активность в воздухе над норвежской территорией. Действия уже отработаны — взлет по команде, взаимодействие с локаторщиками, рубежи перехвата, порядок радиосвязи. По машинам!

— Выспаться не дали, суки! — сказал Тимохин — вот дадут им отбой, а нам нервы тратить. А медики говорят, они у нас не восстанавливаются — раньше помрем.

Почти час ждали в «готовности два». В полном облачении, включая противоперегрузочный костюм, в кабине сидеть было не обязательно, но от самолета отходить запрещалось. Тыловики успели даже завтрак подвезти, в термосах и судках. Едва Саня закончил с едой, взвыла сирена — и все пришло в движение. Технари помогали летчикам занять места в кабинах, а первая эскадрилья уже взлетала, там и были самые лучшие, опытные, знали как выиграть даже секунды. За ней пошла вторая, звено за звеном, благо ширина бетонки позволяла, за ней третья, и вот наша очередь! Саня старательно держался за истребителем с синим номером «17», самолетом Тимохина. Он имел в училище отметку «отлично» за воздушную стрельбу — но лишь по конусу. А сейчас, возможно, впереди был настоящий воздушный бой, и враг будет стрелять в ответ.