Читать книгу "Черчилль и Гитлер - Эндрю Робертс"

Еще более серьезным для Германии был тот факт, что многие части, действовавшие на территории, подконтрольной отвечавшему за оборону Франции фельдмаршалу фон Рундштедту, не подчинялись ему напрямую. Зенитные и парашютно-десантные войска находились в подчинении командующего люфтваффе Геринга. Войска СС подчинялись только Гиммлеру. Одной группой армий руководил Роммель, а Рундштедт, хотя номинально и считался его командиром, не имел полномочий непосредственно отдавать ему приказы. Две танковые дивизии, находившиеся в резерве, находились в прямом подчинении верховного главнокомандования вермахта (OKW), которое, в свою очередь, действовало только по личному приказу Гитлера. Это в значительной степени мешало Рундштедту эффективно осуществлять переброску войск в первые часы операции по высадке союзников на континенте 6 июня 1944 г.

Рундштедт немедленно приказал танковым дивизиям, находившимся в резерве, быстро двигаться к побережью, чтобы сбросить союзников в море прежде, чем они сумеют закрепиться на побережье Ла-Манша, и тут же получил выговор от главнокомандования сухопутных войск вермахта (OKH) за то, что перед тем, как предпринимать какие-то действия, не получил на то разрешение Гитлера. Танковым резервам приказано было остановиться. Но фюрер не хотел давать разрешение и только к полудню отреагировал на столь важные новости. Неправда, что он спал, он просто медлил с принятием решения. К тому времени, как он его принял, союзники уже закрепились на побережье и благодаря превосходству в воздухе сделали продвижение танков в тот день практически невозможным.

Данное Черчиллем обещание драться на побережье оказалось выполненным, но бои шли не под Брайтоном или Дувром, а на пляжах Нормандии, получивших в процессе подготовки вторжения в Нормандию кодовые названия «Juno» (Юнона), «Omaha» (Омаха), «Sword» (Меч), «Gold» (Золото) и «Utah» (Юта). Теперь освобождение Европы от нацистского ярма было лишь вопросом времени. Но, чем хуже для Германии становилось положение дел на фронтах, тем больше Гитлер начинал контролировать каждую деталь, тем самым только усугубляя и без того катастрофическую ситуацию. Это был отказ от принципа «тактики поручений», которая позволила добиться таких успехов в ранних «молниеносных» кампаниях.

После того как битва за Одон лишила немцев шанса расколоть силы противника, нанеся удар по их позициям под Байё, Рундштедт сообщил OKW, что битва за Нормандию полностью проиграна. Фельдмаршал Кейтель спросил в отчаянии: «Что же нам делать?» Ответ Рундштедта был грубым: «Заключать мир, тупицы». Он был отстранен от командования, и на его место был назначен фельдмаршал Гюнтер фон Клюге. Через несколько дней Роммель отправил Гитлеру письмо: «Наши войска героически сражаются по всему фронту, но неравная битва подходит к концу. По моему мнению, вам следует сделать необходимые выводы». Клюге поддержал Роммеля: «К сожалению, фельдмаршал прав».

Однако Гитлер не последовал их совету, особенно когда в результате провалившейся попытки покушения 20 июля 1944 г. вскрылся широкомасштабный заговор против него внутри верховного командования. Ответом на это стала безжалостная чистка в армии: 160 офицеров были казнены, из них как минимум два фельдмаршала и семнадцать генералов. Роммелю не оставалось иного выбора, как принять яд.

«Бомбовый» заговор ослабил позиции Гитлера вне чисто политической сферы. Генерал Вальтер Варлимонт из оперативного штаба OKH, который был ранен при взрыве, вспоминал потом:

Теперь стало совершенно ясно, что Гитлер слабый человек. Ранения, полученные им 20 июля, были незначительны, но казалось, что шок выпустил наружу все зло, присущее его натуре, как в физическом, так в психологическом смысле. Он появился в комнате карт, согнувшись и шаркая ногами. Его стеклянный взгляд узнавал только тех, кто стоял ближе всех к нему. Ему придвинули стул, и он рухнул на него, согнувшись почти вдвое, голова бессильно висела между плеч. Когда он указывал на какое-то место на карте, рука его дрожала. По малейшему поводу он требовал, чтобы «виновные» были повешены.

Одна характерная особенность внешнего облика фюрера все же осталась, и это был его широко растиражированный взгляд. Военный адъютант, видевший Гитлера всего за несколько дней до самоубийства, вспоминал, что хотя в остальном он казался «слабым и дряхлым стариком… только его глаза вспыхивали неописуемым блеском… а взгляд, когда он посмотрел на меня, был необычайно пронзителен».

Варлимонт отмечал, что покушение на жизнь Гитлера заставило того после июля 1944 г. еще больше не доверять генералам, что не удивительно, а их в свою очередь практически лишило желания возражать: «Его советники производили на непосредственного наблюдателя тревожное впечатление, будто они руководствовались теперь не здравыми соображениями военного порядка, а чувством еще более полного, если такое возможно, преклонения ученика перед учителем». В результате Гитлер полностью отказался от «тактики поручений», которая так помогала ему в Польше, Норвегии, Голландии и Франции (по крайней мере, до тех пор, пока он не отдал роковой приказ остановить движение танков перед Дюнкерком). Впоследствии Варлимонт так вспоминал об этом периоде после июля 1944 г.:

Гитлер внедрил… свой гибельный способ руководства, в приказном порядке провозгласив принцип, согласно которому единственной обязанностью всех командиров, даже самых высокопоставленных, является безоговорочное и неукоснительное выполнение его приказов. Перед лицом врага офицеры некомандного состава и рядовые солдаты не имели права обсуждать разумность или вероятную успешность атаки, приказ о которой отдан командиром подразделения; точно так же верховный главнокомандующий вермахта не должен разделять ответственность за свои решения с командующими армий. Им запрещалось подавать в отставку в случае несогласия с его распоряжениями.[107]

И что еще хуже, чудесное спасение Гитлера от смерти только усилило его веру в судьбу. Варлимонт вспоминал:

Он был достаточно самоуверен, чтобы считать, что 20 июля его спасло «Провидение», и теперь ждал, что другие «чудеса» обеспечат новый поворот в войне, хотя раньше с презрением обрушивался на тех лидеров из вражеского стана, кто позволял себе выступать с подобными заявлениями.

Черчилль тем временем использовал чудесное спасение Гитлера как возможность обрушиться на того с самыми сокрушительными обвинениями. В прошлом он называл Гитлера «этот кровожадный беспризорник» и отчасти приписывал победы союзников в Африке «военной интуиции ефрейтора Гитлера. Нельзя было не заметить и там присутствие незримой направляющей руки. Той же самой тупой, бесчувственной силы». Он также не любил сравнивать Гитлера с Наполеоном, считая, что «не надо оскорблять великого императора и воина, сопоставляя его с жалким любителем митингов и мясником». Теперь, в сентябре 1944 г., Черчилль превзошел в насмешках даже самого себя. Выступая в Палате общин, он сказал:

Когда 20 июля Гитлер избежал предназначенной ему бомбы, он описывал свое спасение, как перст провидения. С чисто военной точки зрения я считаю, что мы можем согласиться с ним. Ведь, конечно, было бы большим несчастьем, если бы союзники на заключительных этапах борьбы были лишены того сорта воинственного гения, при помощи которого ефрейтор Шикльгрубер в столь значительной мере содействовал нашей победе.