Читать книгу "Дорога на Вэлвилл - Т. Корагессан Бойл"

Когда начало темнеть, Тетранова и Тейтельбаум с торопливым облегчением засобирались обратно, но Уиллу так не хотелось уезжать! Собаки лизали ему руки, дети целовали, миссис Грейвс заворачивала ему с собой печенье, чтобы съел, когда выздоровеет. По дороге обратно санки неслись через ночь, соединившую небо и землю, так что было совершенно непонятно, скользят ли полозья по снегу или летят по воздуху, и уютно укутанный в меха и одеяла Уилл наслаждался волшебной красотой ночи. И хотя Уилл прекрасно понимал, что ведет себя неподобающе, что она – его медицинская сестра, а он – женатый человек, его рука обвилась вокруг плеча Айрин и находилась там до тех пор, пока впереди не показались огни Санатория.

Сегодня он снова оказался на воле. На свежем воздухе. Один. Крепко сжимая бумажник, Уилл шагал по Вашингтон-авеню. Снежинки ласково ложились ему на щеки и ресницы, царившие вокруг запахи радовали новизной. До Рождества оставалось два дня, и Лайтбоди направлялся к здешнему ювелиру в надежде найти подарок для Элеоноры. Но это было, так сказать, поводом его похода. Где-то в самом дальнем участке мозга билась другая мысль, в которой он сам себе боялся признаться: он подумывал купить что-нибудь и для Айрин. Ничего особенного, разумеется; ничего такого, что она могла бы истолковать превратным образом – никаких колечек, медальончиков и тому подобного. Нет-нет. Может быть, брошь или кулон. Или заколка для волос, бусы, браслет. Знак внимания, подарок на память – только и всего. Безделушка, вручая которую можно будет сказать: «Благодарю за заботу. Вы прекрасно выполняете ваши обязанности». Разве в этом можно усмотреть нечто неподобающее? Он всегда оказывал мелкие знаки внимания обслуживающим его людям. На Рождество принято делать подарки, так ведь?

На Чемпион-стрит воздух вдруг странным образом сгустился, и мощный завораживающий аромат заставил Уилла замереть на месте. Он мгновенно и безошибочно опознал этот запах: это был ни с чем не сравнимый запах шипящего на сковороде мяса, а доносился он из ресторана на углу. «Красная луковица» – значилось над входом; а, это тот самый чудовищный притон, где находили пристанище санаторские йогуртопоедатели, когда им становилось невмоготу от порядков доктора Келлога. Уилл слышал, что в этом заведении у доктора имелись шпионы и что однажды он уволил врача, застуканного на месте преступления (злоумышленник сидел в отдельном кабинете с двойной порцией ребрышек в томатном соусе). Лайтбоди не помнил, чтобы на него когда-нибудь так действовал запах, даже в детстве. Он остановился как вкопанный посреди дороги, удивляясь столь обострившемуся обонянию. Это что, реакция организма, обостренная молочной диетой?

Да. Наверняка, так оно и есть. Но какой запах!

Впервые за долгое время его желудок заявил о себе; и тут перед мысленным взором Лайтбоди возникла картина: сидит он себе уютненько за столиком, застеленным клетчатой скатертью, с бутылочкой пива, официант ставит перед ним тарелку с жареной картошкой, бифштекс с луком и маринованные огурчики, посыпанные укропом. Видение было таким реальным, что Уилл потянулся к тарелке. К действительности его вернул проезжавший мимо извозчик.

– Сойди с дороги, чертов придурок! – заорал тот, и кэб, укоризненно покачиваясь, проехал мимо.

Лайтбоди перешел через дорогу, не отрывая глаз от окон ресторана: он видел мужчину с густыми бакенбардами, подносящего ко рту вилку, движение теней, усатого официанта в фартуке и подтяжках – но твердо проследовал мимо. Нет, сказал себе Уилл, нет. Он – человек слова. Ведь уже достигнут реальный прогресс, доктор Линниман и доктор Келлог обещали после Рождества перевести его на виноградную диету (если все будет благополучно); нельзя рисковать ради одного-единственного искушения, пусть даже такого соблазнительного. Он что, готов поставить на чаши весов свою жизнь и какой-то паршивый бифштекс? А в голове помимо воли стучало: может быть, может быть.

Проходя мимо молочного магазина на Вест-Мичиган, Уилл отвернулся – выпитого молока ему теперь хватит на всю оставшуюся жизнь. Зато витрина бакалейной лавки Уолена, украшенная к Рождеству фруктами, орехами и конфетами, заставила его замедлить шаг. А возле мясного магазина Такермана с выставленными на всеобщее обозрение гусями и ветчинами Лайтбоди и вовсе остановился как вкопанный. Окорок, подумал он, в принципе – замечательный подарок… вот только кому? Теперь у него не было никого, кому можно было послать такой дар. Кроме разве что его отца или Бена Сеттембера из бара «Локоть Бена» – но они находились бесконечно далеко отсюда, на другой планете, в другой галактике.

Но хватит об этом. Сейчас Рождество, и ничто не испортит Уиллу настроение. Он независимой походкой шагал вперед: котелок сдвинут набок, концы шарфа весело развеваются на ветру. Сейчас никому бы не пришло в голову, что Лайтбоди является обитателем Бэттл-Крик. Уилл приветствовал дам, касаясь пальцами края шляпы, поздравлял с Рождеством проходивших мимо мужчин и мальчиков и даже не стал упрекать себя, когда сообразил, что настоящая цель его сегодняшней вылазки – именно покупка подарка для Айрин.

Ювелирный магазин Казобона (по общим отзывам, лучший в городе) оказался именно там, где описывал Хомер Претц, прямо напротив гостиницы «Таверна Поста», тоже весьма примечательного в своем роде заведения. Уилл остановился у дверей ювелирного магазина, вытянув шею, чтобы получше рассмотреть огромное здание из кирпича и гранита, находившееся на противоположной улице. Несомненно, блаженные в своем невежестве отступники и здесь вонзают ножи и вилки в баранью ногу, бифштексы и свиные отбивные, заливая всю эту трудно-перевариваемую пищу пивом в высоких кружках или хорошей порцией доброго виски. Вздохнув, Лайтбоди отвернулся, толкнул дверь и под утешающее треньканье колокольчика вошел в магазин.

И тут же попал в волшебное царство, где властвовали расслабляющее тепло и шелестящие, приглушенные священным трепетом голоса, восхвалявшие красоту камней и оправы, выпевавшие дивные имена «Вевье», «Гайяр», «Лалик». Словно пребывая в состоянии гипнотического транса, Лайтбоди почувствовал, как с него сняли пальто и усадили в роскошное бархатное кресло; немедленно в его руках оказалась чашка дымящегося ароматного французского chocolat chaud, a владелец магазина пожелал самолично продемонстрировать все разнообразие имеющихся у него камней в оправе из золота, серебра и эмалишан-леве. В результате Уилл купил слишком много и за все переплатил. Но это было не важно. Абсолютно. Патрик Генри Казобон был само радушие, а магазин его напоминал дворец восточного владыки. О, блаженный отдых от антисептики и физиологической корректности!

Чувствуя себя подлым предателем и отступником, Уилл отхлебывал шоколад и величественно кивал или отрицательно качал головой, когда ему показывали ту или иную драгоценность. Потом он вновь очутился на холоде и заторопился к Санаторию. Он шагал по весело освещенным улицам, унося с собой роскошное ожерелье из цейлонских сапфиров и розовых бриллиантов для Элеоноры, а также брошку из мелкого жемчуга с одним маленьким, ненавязчивым и совершенно невинным бриллиантиком – для Айрин. Две маленьких элегантных бархатных коробочки. Уилл вдруг ощутил необыкновенную легкость, словно сбросил с плеч тяжелый груз, и (хотя прохожие смотрели на него будто на пьяного, или на сумасшедшего, или на прошедшего полный курс лечения антиалкогольным эликсиром «Белая звезда Сирса») – не смог удержаться и запел: