Читать книгу "Когда палач придет домой - Александр Риттер"

– У вас тоже неплохая техника ведения дистанционного боя, – ответил я.

– Ладно, чего там, – сказал, тяжело вздохнув, Эд и посторонился, пропуская меня. – Заходите.

Я вошел в квартиру, в которой сейчас обитал поэт. Она была небольшой, всего две маленькие комнаты, ванная и кухня, да еще большой балкон, выходящий на улицу.

– Чай будете? – спросил Эд.

– Буду, – ответил я, прикидывая в уме, как бы получше сделать то, за чем я сюда пришел.

– Так как вы меня нашли? – спросил Эд, поставив старомодный чайник на старинную газовую плиту.

– Выпытал у Криса, когда тот звонил мне, чтобы извиниться за свое поведение, – соврал я.

– Трепло скандинавское! – воскликнул Эд и добавил по этому поводу пару заковыристых проклятий.

– Поэтому я решил приехать к вам, узнать лично, как вы себя чувствуете, и заодно извиниться за все.

– За все извиняться не стоит, – сказал насмешливо Эд. – Чувствую я себя прекрасно, даже начал новую поэму, так что вы можете испить чая, как говорили раньше, и катиться на все четыре стороны. Чай у меня, кстати говоря, индонезийский, поэтому если вам он не нравится, можете сразу катиться по означенному маршруту.

– Если я вам столь неприятен, то совершенно не обязательно поить меня чаем.

– Это мой долг гостеприимного хозяина, а вы мне, в общем-то, даже симпатичны, просто я не люблю, когда меня кто-нибудь отвлекает от работы.

– Я вас надолго не задержу, – пообещал я совершенно честно. Ведь мне и самому надо было торопиться, чтобы успеть вернуться в бюро до того, как там заметят мое отсутствие.

– Кстати, я вспомнил наш позавчерашний спор и нашел в вашей аргументации немало слабых мест. Вы пренебрегаете…

Все сказанное им дальше начисто утонуло в моих мыслях, и я так и не узнал, чем я пренебрегаю с точки зрения Эда. Я сидел в его маленькой аккуратной кухоньке, выходившей окнами во двор, пил чай, рассматривал горячо доказывавшего мне что-то Эда и думал о превратностях судьбы. Этот человек был намного лучше, чем большинство современных людей его возраста, однако мне придется убить именно его.

– …таким образом, ваша идея оправданного разумного насилия в свете вышеприведенных возражений выглядит надуманной и недостаточно аргументированной, – торжествующе закончил свой монолог Эд. – Что вы скажете на это?

– Блестяще! – воскликнул я как можно искреннее. – Ваше рассуждение является прекрасным примером блестящего научного анализа этой историко-философской проблемы. Вам следовало стать не поэтом, а философом или публицистом. Вы, несомненно, имели бы огромный успех.

– Вы согласны со мной? – спросил Эд, пребывая в состоянии полной растерянности. – Вы согласны со всеми моими доводами?

– А что в этом удивительного? – в свою очередь спросил я.

– Но я выдвинул эти тезисы исключительно ради того, чтобы продлить наш спор… – он немного помолчал и добавил: – Я понял, вы решили сгладить то, что считаете своим проступком, и потому уступили мне в споре, потому что знаете, как болезненно я переживаю свои поражения в дискуссиях.

«Ты почти угадал, только не для того я это делаю, чтобы загладить свой проступок, а для того, чтобы успокоить тебя перед своим прыжком», – подумал я.

– Дело в том, мистер Хамнер, что я сам не сторонник насилия, – соврал я, – просто позавчера мне очень хотелось поспорить с вами, потому я и говорил об оправданном насилии. На самом деле я во многом согласен с вашими высказываниями.

– Как говорили раньше, лжец, но джентльмен, – усмехнулся Эд.

– Сегодня у меня нет настроения спорить, – ответил я совершенно честно.

Хамнер встал и начал ходить по комнате, время от времени поглядывая на меня.

– Надеюсь, вам повезет больше, – наконец сказал он.

– В чем повезет? – с недоумением спросил я. Я действительно не имел ни малейшего понятия, о чем говорит Эд. – Я не совсем понял, что вы имеете в виду.

– Неважно, – ответил драматург и невесело усмехнулся. – Важно, что у вас больше шансов, чем у меня.

Эд прошел через комнату к открытому окну, выходившему на улицу, и высунулся наружу. За окном снова начал накрапывать дождь, небо стало свинцовым, словно отражая мои мрачные мысли.

– И все, что сделано, то сделано не зря, – сказал он, повернувшись ко мне. Капли дождя блестели на его щеках, словно слезы. – Это из моей новой поэмы, – пояснил он и указал на несколько небрежно исписанных листков бумаги на столе около окна. Потом он снова повернулся к окну.

В принципе, я не сторонник убийства в спину, но я не мог смотреть ему в глаза, а момент представился очень удачный. Я осторожно вытянул разрядник, поставленный на минимальную мощность, и, сделав несколько шагов к Эду, прицелился.

Эд наклонился еще дальше, потом внезапно резко развернулся, словно почувствовав за своей спиной смерть. Я нажал на спуск просто от испуга, боясь, что он увидит меня с оружием в руках, все поймет и с пониманием посмотрит мне в глаза, как тогда смотрел мне в глаза полковник Барт.

Эд качнулся, словно дерево под порывом ветра. Выронив разрядник, я бросился вперед, стараясь удержать его, но не успел, опоздав на какую-то долю секунды.

Оглушенный Эд выпал из окна, на подоконнике которого он сидел, глядя на небо.

Бросившись к окну, я попытался схватить его за руку. Не знаю, что меня толкнуло на это, ведь такой вариант развития событий был наилучшим для меня. Просто несчастный случай. Может, страшное подозрение, что я совершаю самую большую в своей жизни ошибку? Но я не успел.

Тело Эда со страшной силой ударилось о козырек над крыльцом метрах в десяти от окна, подскочило вверх и упало на чугунную ограду палисадника. Верхушки столбиков пронзили его тело, словно штыки, от левого плеча до правого бедра. Он был мертв.

ГЛАВА 24

Одной из наиболее трудных задач в проведении десантной операции является обратная дебаркация, то есть возвращение десанта на десантное судно.

Тактика и стратегия действия войск специального назначения в тылу противника

Нет, час не пробил твой. Ты не оставлен

Тем дьяволом, которому ты служишь.

Своим сообщникам он помогает.

Старинная пьеса

Я несколько секунд неподвижно стоял, глядя вниз, потом торопливо отступил от окна, чтобы меня никто не заметил. Теперь необходимо быстро замести следы, чтобы никто не обнаружил моего присутствия здесь. Я быстро вымыл свою чашку, протер носовым платком все, до чего я дотрагивался, и собрался уйти. В бумагах, лежавших на столе, я решил порыться просто потому, что они попались мне под руку, когда я протирал стол. Там было несколько листков бумаги с незаконченной поэмой Эда, и письмо. Я прочел его и замер, словно пораженный ударом грома.