Читать книгу "Добрый друг Декстер - Джеффри Линдсей"

Во всяком случае, его большая часть.

Когда лента была снята и Кайл, извиваясь всем телом, исхитрился принять сидячее положение, стало ясно, что он утратил левую руку до локтя и правую ногу до колена. На культи были наложены белые марлевые тампоны, на них отсутствовала кровь. Отличная работа, хотя сомневаюсь, что Чатски смог бы высоко оценить мастерство, с которым доктор Данко ампутировал его конечности. Насколько пострадал мозг Кайла, я пока не знал, но его непрерывное сопливое бормотание не говорило о том, что ему можно доверить штурвал реактивного лайнера.

— О Боже, дружище. О, великий Иисусе. Слава Богу. Ты явился, — пролепетал он, склонился мне на плечо и зарыдал.

В последнее время мне удалось приобрести в этом деле кое-какой опыт, и я знал, как поступить. Я похлопал его по спине и сказал:

— Ну, ладно, Кайл, хватит, хватит.

Сейчас жест выглядел даже более нелепо, чем в случае с Деборой, ведь культя его левой руки продолжала колотить меня по спине, что сильно мешало изобразить фальшивое сочувствие.

Но приступ слезливости у Чатски продолжался всего несколько секунд. Когда он наконец отклеился от меня и попытался выпрямиться, моя красивая гавайская рубаха оказалась насквозь мокрой. Он сильно шмыгнул носом — для моей рубашки, увы, слишком поздно — и спросил:

— Где Дебби?

— Она сломала ключицу, — ответил я, — и сейчас находится в госпитале.

— О, — произнес он и опять шмыгнул носом. На сей раз это действие отдалось в его груди каким-то влажным бульканьем. Быстро оглядевшись по сторонам, Кайл попытался встать. — Нам надо скорее убираться отсюда, — сказал он. — Данко может вернуться.

Мысль о возвращении доктора мне в голову почему-то не пришла, но Чатски, видимо, был прав. Освященный веками трюк хищника состоит в том, чтобы вначале убежать, а затем кружным путем вернуться и посмотреть, кто принюхивается к его следу. Если доктор Данко поступит подобным образом, то в лице нашей парочки найдет очень легкую добычу.

— Хорошо, — проговорил я, — но прежде мы должны быстро осмотреть помещение.

Он вытянул руку, естественно, левую, вцепился мне в запястье и проскулил:

— Умоляю, не оставляй меня одного.

— Всего на мгновение, — заверил я, пытаясь освободиться, но Кайл усилил хватку, которая с учетом того, через что ему пришлось пройти, была мощной.

— Умоляю, — повторил он. — В крайнем случае дай мне свой револьвер.

— У меня нет никакого револьвера, — возразил я, и его глаза округлились еще сильнее.

— Великий Боже, где, черт побери, у тебя были мозги?! Нет, нам надо немедленно отсюда убираться! — паническим тоном выпалил Чатски, и мне показалось, что он вот-вот зарыдает.

— Ну, хорошо, — вздохнул я. — Давай пойдем вместе на твоей, ммм, ноге.

Я надеялся, что Чатски не уловит моего ляпа — мне не хотелось выглядеть бесчувственным, но потеря конечностей наверняка потребует от него существенной внутренней перестройки. Однако Чатски протянул мне руку. Я помог ему выпрямиться, и он удержался на ногах, точнее, на ноге, прислонившись к столу.

— Дай мне несколько секунд, чтобы осмотреть остальные комнаты, — сказал я и, проигнорировав умоляющий взгляд его наполненных слезами глаз, приступил к осмотру дома.

В главной комнате, где оставался Чатски, не было ничего, кроме рабочих принадлежностей доктора Данко. Он обладал набором прекрасных режущих инструментов, и, тщательно осмыслив все этические последствия поступка, я конфисковал у него красивое лезвие, специально изготовленное для препарирования самой жилистой плоти. На столе в несколько рядов стояли упаковки лекарств, названия которых, за исключением флаконов с барбитуратами, мне ничего не говорили. Не удалось обнаружить ключей к решению загадки. Я не нашел ни помятых спичечных коробков с криво нацарапанными на них номерами телефонов, ни квитанций из химчистки. Никаких улик.

Кухня практически оказалась копией кухни из первого дома. Там находились старый холодильник, электрическая плитка и фанерный столик со складным стулом. На кухонной стойке лежала полупустая упаковка пончиков, на одном из них восседал здоровенный таракан. Насекомое смотрело на меня так, словно собиралось дать мне за свой пончик бой, и я поспешил ретироваться.

Я вернулся в главную комнату и увидел, что Чатски по-прежнему стоит, опершись на стол.

— Поторопись, — попросил он. — Сваливаем отсюда, ради Бога.

— Еще одно помещение, — напомнил я, пересек комнату и открыл дверь напротив кухни.

Как я и ожидал, это была спальня. В углу стояла койка, на которой горкой валялась какая-то одежда и лежал сотовый телефон. Рубашка показалась мне знакомой. И я сразу сообразил, как она могла тут появиться. Я достал свой телефон и набрал номер сержанта Доукса. Лежавший на койке мобильник ответил мне звонком.

— Ясно, — сказал я себе, отключил телефон и отправился к Чатски.

Я застал его на том же месте, однако, судя по его виду, он давно бы сбежал, если мог.

— Поторопись, ради Бога, — произнес он. — Господи, мне чудится, будто я чувствую его дыхание на своем затылке.

Чатски, с трудом повернув голову, посмотрел в сторону задней двери, затем взглянул на кухню, а когда я подошел к нему, чтобы поддержать, его взгляд уперся в висевшее на стене зеркало.

Он довольно долго вглядывался в свое отражение и вдруг обмяк, точно из него вынули все кости.

— Господи, — снова завел он. — Великий Иисусе.

— Пошли, — проговорил я. — Пора двигаться.

Содрогнувшись всем телом, он покачал головой и прошептал:

— Я не мог даже пошевелиться. Просто лежал и прислушивался к тому, что он творит с Фрэнком. Его голос звучал счастливо: «Итак, попробуй догадаться. Не хочешь? Ну, хорошо, это будет стоить тебе руки». Затем слышался звук пилы и…

— Чатски!

— Когда же на столе оказался я, он сказал: «Семь, — и добавил: — Постарайся сообразить». А после…

Всегда полезно узнать о методах, которые применяют другие, но Чатски был готов окончательно утратить контроль над собой, и я не мог допустить, чтобы он обсопливил всю мою прекрасную рубаху. Я приблизился к нему и взял за действующую руку:

— Пошли, Чатски. Нам надо убираться отсюда.

Он посмотрел на меня так, словно не знал, где находится. Глаза округлились еще сильнее, хотя я думал, что это уже невозможно, и он, опять посмотрев в зеркало, пробормотал:

— Великий Иисусе. — Затем, сделав глубокий, но прерывистый вдох, Чатски, точно услышав сигнал воображаемого горна, выпятил грудь и заявил: — Все не так уж и плохо. Я жив.

— Что верно, то верно, — согласился я. — И если мы отправимся в путь, то, возможно, ты сумеешь сохранить это состояние. Пошли.

Опыт передвижения на одной ноге у Чатски был явно невелик, однако он все же ухитрился продвигаться вперед, тяжело опираясь на мое плечо и изрыгая ругательства между каждым скачком. Даже после потери пары конечностей он оставался крупным мужчиной, и мне досталась трудная работа. Перед самым мостом он на мгновение остановился и, взглянув на цепную изгородь, произнес: