Читать книгу "Гнев и радость - Дженнифер Блейк"

Вэнс в своем ботике первым успел к Рею и Саммер и помог им влезть к себе, а затем отвез к съемочной платформе. Саммер, все еще завернутая в одеяло, выглядела хорошо, если не считать того, что у нее здорово опалило волосы и она прилично глотнула Слепой реки. Костюм Рея со спины обуглился, и плечо вместе с частью спины подрумянилось, как поставленное на огонь мясо барашка. Из-за Саммер вышла небольшая, но непредусмотренная задержка, и Рей едва не опоздал со своим прыжком за борт катера.

Истерика Донны была всем по-человечески понятна, но, во-первых, это она была виновата, а во-вторых, ее беспрестанные рыдания уже всех замучили. Шок и смятение, поначалу овладевшие Саммер, сменились всхлипываниями, которые приняли затяжной характер, когда она до конца осознала, что чуть не погубила Рея, а заодно и себя. Девочку долго убеждали в том, что Рею ее плач не поможет, и она, наконец, успокоилась.

Рею нужен был врач. И, честно говоря, было бы неплохо провести обследование Саммер, чтобы удостовериться в том, что в ее легких не осталось речной грязной воды. И только когда все — Рей и Саммер, Донна и Джулия, Аллен и Булл — взошли на палубу съемочного катера, чтобы вернуться в мотель и оттуда в ближайшую больницу, возник наконец-то вопрос: а каким же образом девочка очутилась во время исполнения трюка на борту быстроходного катера?

Немного помявшись, Саммер призналась, что на нее произвел глубокое впечатление рассказ Булла о смелом мексиканском мальчике, который стал кинозвездой после того, как однажды тайком пробрался на арену боя быков и сам вышел с красной тряпкой против грозного зверя вместо специально подготовленного для этого дублера-карлика. А этим утром она слышала, как кто-то — она не помнит, кто именно, — говорил, что какой-де это стыд, что Саммер не в состоянии обойтись без дублера-куклы на съемках взрыва катера. А вот если бы, мол, сыграла сама, это сделало бы ее знаменитой. Ей эта идея понравилась. Тем более она знала, что Рей не даст ей попасть в беду.

Она спрятала приготовленную для съемок трюка куклу и сама завернулась в одеяло. В этот момент она услышала приближающиеся к ней шаги и затем почувствовала острую боль в руке. А потом она заснула и проснулась только в разгар пальбы на реке.

Булл, то ругаясь, то извиняясь, был потрясен тем, что побудительным мотивом к этому безумству послужил его невинный рассказ о съемках боя быков в одной давней картине. Все гадали, кто же это провокационно подсказал Саммер остальное?

— Ты уверена, — спрашивал Булл у девочки, — что ты слышала, как кто-то говорил это? Ты абсолютно уверена в том, что тебе самой все это не пришло в голову?

Саммер обиженно поджала губки и вскинула брови.

— Я слышала. Я почти уверена, что слышала…

— А ты уверена в том, что почувствовала острую боль? Может, ты просто неловко повернулась? Одеяло-то жесткое?

— И от этого заснула? — раздраженно воскликнула Саммер. — Я никогда не спала так крепко! Я лежала на катере, который рычал, а я все это время спала, да? Просто так?

Ничто не могло поколебать ее уверенность, даже вопросы, заданные помощниками шерифа прихода святого Джеймса. Однако и никаких новых деталей не прибавилось. На ее руке действительно обнаружилась крохотная ранка, словно от укуса насекомого, но анализ крови не выявил ничего подозрительного. После самого тщательного обследования ее отпустили.

Было не удивительно, что после опроса членов съемочной бригады выяснилось, что никто из них не видел Саммер забирающейся на быстроходный катер. Всякий, кто заметил бы это, непременно согнал бы ее оттуда или привлек бы к этому внимание режиссера. Кое-кто высказал предположение, что Саммер драматизирует ситуацию или даже выдумывает оправдание своему проступку. Помощники шерифа были склонны согласиться с этим. Так или иначе, а никаких признаков грязной игры не было, никаких улик не находилось. Поэтому и расследование вскоре было прекращено.

Душевное состояние Саммер, казалось, не пострадало после той передряги, в которой она оказалась по своей ли воле, по воле ли случая. Для свадебного вечера она оделась в розовое и белое и украсила волосы ярким розовым бантом. Она присутствовала на брачной церемонии в старой церкви на Ривер-роуд, и ее лицо светилось выражением чистого восторга. Саммер с удовольствием съела все угощение, которое поставила перед ней тетушка Тин, и, сидя на своем месте, внимательно приглядывалась ко всему, что делали гости, к их жестам, выражениям, будто впитывала все это своим жадным взглядом юной актрисы.

Все, казалось, на редкость удачно проводили время за едой, питьем, смехом и разговорами. Не было никакой скованности, ничего формального. Свадьба была просто теплым и радостным приемом молодоженов во взрослую жизнь и взрослое общество. Все были этому равно счастливы, как невеста с женихом, так и их семьи, друзья, соседи, знакомые.

Улыбки на лицах новобрачных были и впрямь счастливыми. Особенно это было видно по жениху, чей взгляд, обращенный на свою любимую, светился любовью и гордостью. Он был одет в роскошный белый смокинг, который гармонично сочетался с брачным платьем невесты. В их взглядах проглядывало томительное ожидание, сдерживаемое этикетом. Но их нетерпение прорывалось в тайных поцелуях и прикосновениях рук, исполненных обещания.

В воздухе витали ароматы роскошного угощения и вин. В центре стола стоял огромный белый торт, покрытый сверху сахарной глазурью и увенчанный орхидеями из тягучей пастилы, украшенный по бокам купидонами, колоннами, разноцветными лентами. Пряные запахи исходили из так называемых ритуальных «рисовых мешочков», наполненных птичьим кормом и попурри, которое заменяло в те дни рис. Подружки невесты порхали по всему залу, увлекая за собой друзей жениха. Мать невесты смотрела на все широко раскрытыми изумленными глазами. Она стояла неподвижно, как будто у нее внезапно отнялись ноги и как будто она спрашивала себя: когда она сможет прикоснуться хоть к чему-нибудь из этого богатого красивого угощения, которое сама же и организовала.

Гости переходили от одного буфетного столика к другому, смеясь и болтая друг с другом, отчего в зале постоянно стоял громкий и ровный гул голосов. Кто-то восхищался тем, как красиво была убрана цветами церковь, словами, которые произносил священник, пятью белыми «линкольнами», составившими свадебный поезд от церкви к ресторану. В углу зала стоял человек с видеокамерой и снимал все веселье для потомства.

— Как тебе здесь? Нравится? Хорошо поела? — спросила тетушка Тин, подойдя сбоку к Джулии со стаканом вина в одной руке и поджаренной сосиской на вилке в другой.

— Чудесно! Особенно угощение, — с улыбкой держась за живот, ответила Джулия. — Не могли бы вы сказать мне одну вещь? Что означают каджунские слова «радость жизни»? Вот я смотрю на это веселье и спрашиваю себя: в чем тут секрет?

Пожилая леди тепло улыбнулась, глядя на Джулию внимательным взглядом своих ярких глаз. Сделав широкий жест той рукой, в которой была вилка, она сказала:

— Что ж, дорогая, могу тебе это объяснить. Когда акадийцы были вынуждены покинуть Новую Шотландию, они не успели взять с собой ничего, кроме той одежды, которая была на них. Ни еды, ни мебели, ничего. Они погрузились на корабли в великой спешке, так, что многие семьи разделились навечно. Один корабль пошел к одному месту, другой к другому. И прошло много лет, прежде чем те немногие, что не погибли от голода, холода или скорби, добрались до Луизианы. Путь преодолели только те, в ком была жажда жизни. Из этого долгого путешествия, исполненного великими потерями, они вынесли всего один, но самый главный урок для себя. Они поняли, что жизнь коротка, а смерть вечна. Они поняли, что все, что им обещано, — это та минута, которая была у них в руках. Эту минуту можно прожить в ненависти или в радости. В радости лучше.