Читать книгу "Воробей. Том 1 - Андрей Дай"

для страны. Быть может, деньги могли оказаться приятным бонусом. Довеском, делающим горькую пилюлю чуточку слаще. Следовало разобраться с остальными двумя декларирующимися причин необходимости «уступки». С собственно безопасностью колонии в военном смысле, и с укреплением, едрешкин корень, русско-американской дружбы.

За разъяснениями по первому пункту я отправился к военному министру Милютину, а по второму к барону Жомейни, товарищу министра иностранных дел.

В общем, чтоб не затягивать и так уже слишком долгое отступление, сразу скажу: никакой военной опасности Аляски не существовало. Сотрудники РАК вполне были в состоянии организовать оборону и отстоять свои земли без какого-либо участия императорской армии. У Врангеля же мой вопрос и вовсе вызвал чуть ли не истерику. Оккупация?! Оборона? О чем вы?! Единственное, о чем стоило бы жалеть на Аляске — это церкви. Все остальное легко восстанавливается после полного уничтожения. Ибо построено из дерева, коего там немереное количество. Оккупанты должны понимать, что захватывать там просто нечего. А задержаться надолго у неведомого врага там тоже не получится. Туземцы вполне благожелательны к русским, и вряд ли станут снабжать захватчиков продовольствием. А вот пустить стрелу из кустов в незнакомца могут за здорово живешь. Население на Аляске несколько недружелюбно к чужакам…

С любовью в русско-американских отношениях тоже было не все ладно. Пока в САСШ бушевала гражданская война, в окрестностях Русской Америки еще было боле или менее тихо. А вот сразу после началось нечто совершено невообразимое. Американцы в наглую вели промысел в наших водах. Все чаще с восточного предела Российской Империи доносились сведения о настоящих пиратских нападениях на поселения. И англичане, ближайшая база которых, в Гонконге, была все-таки далековато для систематических рейдов, тут совершенно не причем. Грабители укрывались от преследования немногочисленными вооруженными судами РАК в американских портах. Доходило до того, что на русских островах водружались звездно-полосатые флаги, как на завоеванной территории.

Так что, чего бы ни говорилось во дворцах, не заявлялось во время пышных приемов, неофициально правительство нашего заокеанского «друга» придерживалось политики постепенного выдавливания империи с Американского континента. И если это дружба, то что тогда будет если между двумя странами вспыхнет искра вражды?

Будь у России в Тихом океане сильный флот, все было бы совершенно по-другому. Отловить десяток пиратских шхун, предать суду, да и развешать лиходеев по реям, так, глядишь, другим и неповадно будет хулиганить. Только где его взять, этот сильный флот? У нас пока и в европейских-то морях три древних калоши в шесть рядов…

В общем, довольно скоро я пришел к выводу, что суть всей суеты вокруг американских владений империи — деньги и ничего кроме денег. А раз дело касалось не просто каких-то сумм, а сумм очень и очень больших, то без участия года три уже как ушедшего в отставку с поста председателя Государственного Банка империи, барона Александра Штиглица, никак не обойтись. Более пятидесяти миллионов личного капитала, обширные связи с ведущими финансовыми домами Европы, и с семьей Ротшильдов в частности и титул личного банкира русского императорского дома — достаточно веские причины для моих выводов, не правда ли?

Как ни странно, набиться на обед в дом Штиглицей на Английской набережной, шестьдесят восемь, удалось без проблем. Напомню, нас с Александром Людвиговичем связывали кое-какие дела, касающиеся строительства Транссибирской железной дороги. И, признаться, попытки Штиглица получить за счет моей чугунки деньги из казны, мною были пресечены несколько грубовато. Однако это был просто бизнес, ничего личного. Ну не дополучил богатейший человек страны лишние пару сотен тысяч рублей. Так что с того? Не потерял же. Мы все так же продолжали раскланиваться, повстречавшись на приемах или в залах немецкого ресторана дяди Карла. Несколько раз даже перекидывались парой ничего не значащих фраз. Просто избегали общих дел, и только.

В доме барона мне прежде побывать не довелось. Хотя я, конечно же, много слышал об этом скромном снаружи, но по-царски роскошном внутри строении. Анфиладу парадных помещений бельэтажа открывал великолепный белый зал со статуями кариатид, поддерживающих вычурно украшенные балки потолка и огромным, ростовым портретом императора Александра Второго. Далее следовали парадная приемная, голубая гостиная с камином из мрамора и картинами, которым, как по мне, место было скорее в каком-нибудь музее, но никак не в доме банкира.

Вообще, все помещения, которыми провел меня молчаливый дворецкий, были лишены некоего духа, присущего жилому дому. Нигде не виднелось корзинки с оставленным до вечера вязанием, или детской игрушки забытой на роскошном диване. И запах. Всюду стояли вазы с живыми цветами, но ими совершенно не пахло. Как в музее. Поймал себя на хулиганском желании перевернуть первую из попавшихся вычурных банкеток, с тем чтоб отыскать инвентарный номер.

И наконец — столовая с накрытым столом, за которым меня уже ждал благодушно улыбавшийся барон.

— Вам не позавидуешь, мой друг, — хихикнул Щтиглиц после первой перемены блюд. — Теперь чего бы вы ни сделали, какое бы решение американского вопроса ни предложили молодому императору, все будет не хорошо.

— Отчего же, любезный Александр Людвигович? — технически мы были с ним в равном положении. Он ушел в отставку с чином действительного тайного советника, коий я получил при назначении на должность товарища председателя Совета министров империи. Мое личное состояние давно перевалило за отметку в пятнадцать миллионов, а его за пятьдесят, так я и моложе его. Было еще время наверстать. Так что говорить мы могли свободно, если даже не откровенно.

— Ежели вы примете доводы Константина Николаевича и, так же, как великий князь, сделаетесь сторонником скорейшего избавления от американских земель, так станут болтать, что вы, Герман Густавович, немец, продавший русские земли, — прямо заявил банкир. — А коли станете искать иной путь, так в записные недоброжелатели царского дяди попадете. Он, как мне говорили, изрядно вас ценит. Однако же не тогда, как дело касается заокеанского куска неприятностей.

— Превосходно, — скривился я. — Однако же признайтесь, это вы внушили князю мысль о необходимости избавиться от русской Америки?

— Что с того? — пожал плечами Штиглиц. — Не верьте досужим сплетням, Герман Густавович. Я, знаете ли, рожден был в России, и, как и прочие подданные императора, забочусь по мере сил о преуспевании Отчизны.

— Вот как? — даже слегка растерялся я. — Чем же владение Аляской может навредить Отчизне?

— Ах, причем тут Аляска, — отмахнулся серебряной с позолотой ложкой хозяин дома. — Она не более чем товар, за который дается изрядная цена. Надеюсь, вы успели ознакомиться с финансовым положением империи? Сколько ныне составляет государственный долг? Сто миллионов?

— Девяносто два.

— Девяносто два, — повторил за мной Штиглиц. — Сократили на восемь миллионов за