Читать книгу "Ясный новый мир - Александр Михайловский"

В кабинете у господина Тамбовцева было тепло, даже жарко, что означало лишь то, что водяные трубы отопления, которые были заморожены в прошлом году, сейчас вновь работоспособны и дают тепло. Господин (товарищ?) Тамбовцев встретил меня приветливо и, усадив на диван, позвонил куда-то, велев принести чаю, после чего принялся расспрашивать меня о Персидском походе и наших лихих делах против турок и англичан, о местных племенах, и о том, не стоило ли по следам нашего военного похода выслать археологическую экспедицию по сбору древностей.

Я ответил, что такую экспедицию надо высылать лишь тогда, когда на древней земле Персии установится мир, и когда по ней перестанут рыскать британские отряды. Пока же условия для научной экспедиции явно неподходящие. Обе стороны, и русские, и англичане, ведут непримиримую борьбу, отвечая ударом на удар и выстрелом на выстрел.

Корпус генерала Баратова получил от главкома Фрунзе приказ добраться до нефтяных месторождений Южной Персии и сбросить англичан в море. А те, естественно, не желают подобного для себя исхода и подтягивают в Персию в качестве подкреплений части индийских сипаев. В последнее время там даже появилась такая экзотика, как полк, воюющий на слонах. Почему я об этом рассказал? Да потому что должен же господин Тамбовцев услышать все наши армейские байки. На самом деле слон был только один, да и почти сразу же издох из-за голодухи и плохого ухода.

Но главный редактор ИТАР знал и эту историю и сказал мне, что подобный бородатый анекдот рассказывали друг другу, наверное, еще воевавшие в тех краях римские легионеры и воины Александра Македонского. Ну, что я мог на это ответить? Правильно, ничего. Я просто начал одно за другим по памяти читать стихотворения своего персидского цикла.

И вот тут господина Тамбовцева проняло. Он слушал меня как завороженный. Когда я начал читать пятое или шестое по счету стихотворение, тихо скрипнула приоткрывшаяся дверь, и в нее проскользнула сначала девушка с подносом, на котором стояли четыре стакана чая и горкой лежали бутерброды с колбасой и сыром, а следом за ней, чуть косолапо ступая, вошел невысокий рыжеватый кавказец с рябым лицом. А за спиной у них в коридоре собралось множество людей, которые, вытянув шеи, внимательно слушали мои стихи.

– Здравствуйте, товарищ Гумилев, – поздоровался со мной кавказец, – как давно вы прибыли в Петроград?

Я смутился. Даже без подсказки господина Тамбовцева мне стало ясно, что меня угораздило встретиться с самым главным человеком Советской России, главой государства и правительства, господином Сталиным-Джугашвили. Ну да, это именно его портрет висел в кабинете господина Тамбовцева на том месте, где раньше было принято вешать ростовые изображения государя-императора. Идя в Таврический дворец к господину Тамбовцеву, я даже и не подумал, что этот загадочный человек живет и работает в том же здании.

– Здравствуйте, госп… то есть товарищ Сталин, – ответил я, показывая на прислоненную к письменному столу трость, – вот, комиссовали меня по ранению, вернулся я в Петроград, а госп… то есть товарищ Тамбовцев пригласил меня для беседы.

– И совершенно правильно сделал, что пригласил, – хитро улыбнулся в усы Сталин, – такого замечательного поэта, да не пригласить. Вот смотри, Ирочка, твой любимый поэт Гумилев. Красавец, поэт, спортсмен, герой, кавалер трех георгиевских крестов и ордена Боевого Красного Знамени.

Последняя фраза, скорее всего, относилась к девушке, которая принесла нам чай и бутерброды, а поскольку стаканов на подносе было четыре, то и она, похоже, тоже должна была принять участие в чаепитии.

– Это Ирина Андреева, супруга и верный помощник товарища Сталина, – сообщил мне господин Тамбовцев, – считайте, что я представил ее вам. А теперь давайте, присаживайтесь к столу. Отдадим должное прекрасному чаю с острова Цейлон, заваренному Ириной по ее особому рецепту, и вполне отечественным бутербродам. Время у нас обеденное, так что неплохо бы и подкрепиться.

Мне было немного неловко вкушать действительно очень неплохой чаек в компании большевистского вождя, его жены и главного советского газетного магната. Но в то же время, вернувшись с фронта, я совершенно не представлял, чем я буду заниматься дальше. Все мои довоенные путешествия казались мне какими-то ненастоящими. Словно их и не было в реальности, а они мне просто приснились. Ну что они такое на фоне почти непрерывной четырехлетней войны? У меня даже и мысли не было, что господин Тамбовцев, или кто-то из близких к нему людей, предложат мне хоть какое-то занятие, поэтому я и не заикался о своих дальнейших планах.

Но эту тему затронул сам господин Сталин. Доев второй бутерброд и допив свой чай, он посмотрел на меня, прищурив глаз, и произнес:

– Товарищ Гумилев, скажите, а чем вы собрались заниматься в Петрограде?

– Не знаю, – ответил я, – после возвращения с войны хотелось немного отдохнуть, а потом… – и я развел руками, словно показывая, что будущее мое для меня неведомо.

Тогда Сталин посмотрел на господина Тамбовцева.

– Александр Васильевич, – сказал он, – нет ли у вас для товарища Гумилева подходящей работы по его профилю? Вот смотрите: стоило ему прочесть несколько своих стихотворений – и на звуки его поэзии сбежалась чуть ли не половина служащих Таврического дворца. Даже я, грешный, не смог устоять. А если он станет читать свои стихи при более массовой и не загруженной текущими делами аудитории? Вы меня понимаете?

– Прекрасно понимаю, – ответил господин Тамбовцев. – Помните, у нас была идея объединить всех российских поэтов, создать что-то вроде поэтического сообщества, где они могли бы собираться, спорить до хрипоты, читать друг другу и благодарным слушателям свои стихи. Ну, а кроме всего прочего, это сообщество имело бы в своем распоряжении издательство, в котором выходили бы в свет поэтические сборники. Ведь революция не отменила поэзию, а строительство новой России прекрасно уживается со стихами, которые станут достоянием не только избранной публики, но и всего нашего народа.

– Это вы правильно сказали! – воскликнул загоревшийся идеей Сталин. – И кому, как не товарищу Гумилеву, поэту, воину, кавалеру трех георгиевских крестов и ордена Боевого Красного Знамени, возглавить это поэтическое сообщество!

Я сидел, опешив от неожиданного предложения. Конечно, мне было лестно услышать от одного из большевистских лидеров такую оценку моих стихов. Но стать своего рода министром (или как они их называют – наркомом) поэзии…

– Товарищ Гумилев, – улыбнулся Сталин, – вы не спешите с ответом. Я понимаю, что предложение товарища Тамбовцева для вас неожиданное и вы с ходу не можете дать на него ответ. Вы подумайте, а, скажем, послезавтра в это же время я снова буду рад видеть вас здесь. Пока же прошу меня извинить – у меня много дел, и я должен ими заняться. До скорого свидания.

Сталин и его супруга попрощались со мной и вышли из кабинета. Я понял, что и мне следует откланяться и в одиночестве не спеша обдумать столь неожиданное для меня предложение.

19 ноября 1918 года.