Читать книгу "От Северского Донца до Одера. Бельгийский доброволец в составе валлонского легиона. 1942-1945 - Фернан Кайзергрубер"

На следующее утро, около 9:00, он усаживается в коляску моего мотоцикла и, глядя на меня, произносит: «Смотрите не забрызгайте меня грязью!» Я недоверчиво смотрю на него и сглатываю слюну! Не успели мы выехать из деревни, как я говорю капитану, что не могу обещать, что мы доберемся до Белозерья сегодня, раз уж мне придется сбрасывать скорость, дабы его не забрызгать. И тут я замечаю первые брызги на его лице. Он сурово смотрит на меня, но все же соглашается: «Ладно, поехали!» После нашего прибытия в штаб я не пересчитывал пятна грязи на капитане, но их оказалось не так уж и много. Больше он не делал мне подобных замечаний, когда я возил его в разные места, поскольку понял, что если он едет со мной, то это потому, что не может воспользоваться собственной машиной. Или потому, что ему требуется добраться куда-то по раскисшей от грязи дороге, непроходимой для машины. Ну да, мне пришлось возить капитана раз пять или шесть и еще несколько раз позднее, когда мы объезжали наши оборонительные позиции в Байбузах, и к бункерам, отрытым саперами западнее Ольшанки. Хотя в тот день шел снег. Ну а сегодня мы живем в царстве грязи!

На занятом нами участке практически нет оборонительных сооружений, если не считать несколько коротких секций грязных, залитых водой траншей. У наших саперов, численностью около 70 человек, есть все необходимое для постройки блиндажей, укрепленных спиленными в лесу бревнами. Днем они пилят деревья и подготавливают себе работу. А по ночам строят блиндажи. Это единственный разумный способ организации работы саперов, поскольку русским все видно и они могут их накрыть артиллерией. У них стратегическое преимущество, и они недоступны для наблюдения в лесах близ Черкасс, на другом берегу Ольшанки, маленькой речушки шириной 15 метров – где-то чуть больше, где-то чуть меньше. Зато все наши позиции, эшелонированные в глубь степи и обращенные к реке, впадающей в Днепр северо-восточнее Байбузов, видны как на ладони.

Этот лес близ Черкасс битком набит войсками противника. Ранее здесь высадился крупный русский парашютный десант[63], который немецкие войска в том секторе яростно преследовали, нанося десантникам огромные потери[64]. Но несколько тысяч парашютистов соединились с партизанами, которые уже и до этого были здесь. В то время, о котором я веду речь, регулярные войска координировали с ними свои действия, что означало, что нам противостояли очень крупные силы противника, хотя основные регулярные части концентрировались южнее, возле самого города Черкассы. Таким образом, у русских были все преимущества, как стратегические, так и, как всегда, в численности[65].

Самое непонятное во всем этом было то, что жители деревни многое рассказывали о противостоящих нам силах, которые, с другой стороны, пользовались поддержкой селян, возможно тех же самых, что предоставляли нам информацию! Это очень трудно понять. Совершенно очевидно, что эти мужчины из лесов каждую ночь проводят в Байбузах, пополняя запасы провизии и собирая информацию, точнее, то и другое одновременно. Дело зашло так далеко, что было принято решение эвакуировать всех местных жителей в тыл. Поэтому в одну из ночей направили людей из бригады, чтобы прочесать деревню и собрать их всех. Наутро я был поражен, обнаружив, как много мужчин в Байбузах! До сих пор я встречал всего нескольких, из чего сделал вывод, что они избегали попадаться на глаза. Их отправили в тыл, вместе с вещами и запасом еды на дорогу.

Ближе к середине декабря выпал первый снег, и я впервые вижу местность полностью под белым покрывалом. Земля замерзает; передвижения становятся менее утомительными и более быстрыми. Теперь каждый день, чтобы достать воды, приходится разбивать пешней лед в колодце, и этим занимаюсь я, дабы облегчить «мамке» жизнь, за что она мне благодарна. Когда слой льда слишком толстый, бросаю гранату, что мне приходится проделывать два или три раза. Также часто использую немногие минуты свободного времени, чтобы пополнить поленницу дров, поскольку для «мамки» теперь это тяжело. Для такого дела я позаимствовал в оружейной мастерской топор и самоотверженно тружусь на благо этого небольшого хозяйства, а кроме того, подобные упражнения согревают меня.

Таким образом, моя жизнь делится между службой и, когда я нахожу время, делами по дому. В моей избе общие запасы провизии, мы делим продукты. «Паненка» или, как еще ее называют, «хозяйка», ребенок и я едим немецкий хлеб с русским борщом. Мой джем, когда мне выдают его, по большей части достается ребенку, как и конфеты и шоколадное драже. Себе я оставляю совсем немного. Порой Николай сердит меня, потому что съедает все за один присест. Как-то я застал мальчишку за этим занятием с конфетой в руке. И он имеет наглость отрицать, что виноват, но я вижу, что у него вид побитой собачонки, и невольно испытываю жалость к мальчику и чувствую себя виноватым! Прежде никто не давал ему конфет, по крайней мере до меня никто из солдат. Ему пришлось пережить войну, чтобы попробовать конфеты или хотя бы узнать о их существовании!

Мы получаем вполне приличные рационы, и мои русские хозяева очень быстро привыкают к ним. Им нравится разнообразие в еде, а мне по вкусу русские разносолы. Когда я наблюдаю, как «паненка» занимается домашними делами, мне кажется, будто я перенесся во времена пещерного человека или нахожусь с первобытным племенем в джунглях Амазонки – разумеется, с поправкой на климат! Чтобы приготовить капусту, хозяйка пользуется чем-то вроде деревянного черенка, вроде ручки от грабель, с металлической сечкой в форме буквы S на конце. Затем, не менее часа, шинкует своим примитивным инструментом два-три кочана капусты в деревянном корыте. Потом капуста варится в подсоленной воде, после чего ее можно будет использовать в супе, иногда добавляя немного свиного жира или мяса. Она также готовит впрок пшено, когда несколько часов шелушит на дне бадьи просо при помощи деревянного пестика. Сварив пшено, женщина тщательно его процеживает и раскладывает в глиняные горшки. По мере необходимости эту кашу достают из горшка деревянной ложкой. Пшено кладут в борщ, используют как гарнир к мясу, а также подогревают с молоком, делая что-то вроде молочного супа.

Грубо сколоченный стол, скамья, примитивный стул. Какое убожество! Несколько полок. Вот вам и вся мебель, а спят они на печи. Пара котлов-казанов, два-три глиняных горшка, сковорода, пара деревянных ложек, нож, корыто для стирки и еще пара орудий, тоже деревянных, чтобы толочь крупу или шинковать овощи – если только они не одни и те же для всех целей. Вот и все домашнее хозяйство! Ах да! Чуть было не забыл деревянное ведро, чтобы носить воду из колодца. Хотя порой одним и тем же ведром пользуются несколько домов. Однако вам ни за что не убедить меня, что все эти важные и необходимые для домашнего хозяйства предметы, утварь и мебель, пришли в негодность или сломались за два года войны! То же касается и одежды. Здесь никогда не видели лучшего, а то, что осталось, сделано еще в царское время. Революция не дала им ничего!