Читать книгу "Красный и белый террор в России 1918-1922 гг. - Алексей Литвин"

Светлой памяти моего друга и учителя, профессора Леонида Михайловича Спирина посвящаю

О войне писать трудно, на войне убивают. Особо тяжко писать о гражданской войне, ставшей общенациональной трагедией огромной страны. И безумно сложно говорить об убийствах миллионов невинных людей, о карательной политике правительств, нацеленной на уничтожение и унижение своих сограждан.

Работая в архивах, в том числе и бывшего КГБ, не хотелось верить многочисленным кровоточащим документам, содержащим убийственные данные статистики и факты узаконенного беззакония, разгула произвола и изощренных издевательств над жизнями и достоинством людей.

Красные, белые, зеленые армии и карательные отряды, воюющие в 1918–1922 гг. со своим собственным народом, были одинаково преступны и ответственны за свои лиходейства. В. Г. Короленко писал в 1920 г. А. В. Луначарскому: «…Когда пришли деникинцы, они вытащили из общей ямы 16 разлагающихся трупов и положили их напоказ. Впечатление было ужасное, но — к тому времени они сами расстреляли уже без суда нескольких человек, и я спрашивал у их приверженцев: думают ли они, что трупы расстрелянных ими, извлеченные из ям, имели бы более привлекательный вид?»[1]

Война — явление отвратительное, война против сограждан отвратительна вдвойне. XX век вошел в историю мировыми войнами, геноцидом, разгулом нацистского и большевистского террора. Готовы ли люди извлечь уроки из этого трагического опыта, вступая в новое тысячелетие и новый век? Неужели только смерть побежденных и поверженных может успокоить победителей? Требуются исследования многих специалистов и время, чтобы ответить на эти вопросы.

В годы моей юности была популярна песня о боевом и тревожном 1918 г., когда в стране полыхала широкомасштабная гражданская война и романтические «комиссары в пыльных шлемах» одерживали победы над врагами революции во имя светлой и счастливой жизни трудящихся. Сейчас поют иные песни и то время чаще всего называют словами И. А. Бунина: «окаянные дни». Прежде революции объявлялись «единственно правильной дорогой человечества», его локомотивами, ныне они выдаются за воплощение абсолютного зла. Гражданская война рассматривалась советской историографией конъюнктурно, с позиций победителей-большевиков, теперь ее относят к «красной смуте», хотя участие в ней принимали и представители иных расцветок, из коих главным противником красных были белые. Диагноз таким переоценкам поставлен давно и точно. Их называют эпидемией исторической невменяемости. Историю пишут победители. Но значит ли это, что у них есть право решать, что из происшедшего следует помнить, а что забыть? Ведь правда независима от того, кому она предназначена. И ныне без непредвзятого исследования того, что происходило в России в 1917-м и последующих годах, невозможно понять труднейший процесс демократизации страны.

История — это всегда взгляд из настоящего в прошлое. Но и сейчас трудно объяснить многое из происшедшего, прежде всего потому, что начавшаяся более восьми десятилетий тому назад война между гражданами страны никак не может завершиться и в новом, XXI столетии. Меняются лишь ее формы и методы: на смену вооруженной конфронтации приходило жесткое противостояние государства и общества, которое массовые репрессии, экономические, политические, моральные или фискальные давления лишь обостряли. Главные же составляющие гражданской войны: жестокость, насилие, пренебрежение к жизни и правам людей — оставались. Предпринятые в последние годы указы, объявляющие триколор и красный стяг одновременно государственными символами, предложения журналистов о присвоении улицам имен красных и белых военачальников мало что меняют. Объявленное примирение сверху, не подкрепленное реальными, понятными большинству населения действиями, не может решить проблему противостояния власти и значительной части населения, раскола внутри самого общества[2].

Сущностью гражданских войн, как правило, является борьба за власть политических партий, вождей, кланов, увлекающих за собой людей популистскими обещаниями «лучшего» обустройства их жизни, которая чаще всего оборачивается общенациональной трагедией и невосполнимыми потерями. Эти войны возникают в странах, переживающих экономический и политический кризисы. В «благополучных» странах подобное немыслимо. Россия в XX столетии была «неблагополучной» страной, ее преследовали войны, революционные потрясения и репрессии как продолжение перманентной гражданской войны. А главное — экономические неурядицы населения, необустроенность и недовольство массы людей своим материальным и социальным положением. Загони человека в угол, и он начнет штурмовать небо или ложиться на рельсы. Ощущение бесперспективности бытия — одна из составляющих бунта против властей предержащих. В условиях недоедания и безработицы 1917 г., бессмысленной войны и правительственной чехарды призывы большевиков отнять «награбленное» у богатых и раздать его обездоленным пользовались большим успехом, чем обещания Временного правительства постепенно, «на законном основании», проведением реформ снять социальную напряженность. Германский канцлер Бисмарк был прав, когда сто с лишним лет тому назад утверждал, что сила революционеров не в идеях их вождей, а в обещании удовлетворить хотя бы небольшую дозу умеренных требований, своевременно не реализованных существующей властью.

Известно, что с 1918 по 1953 год, за 35 лет XX века, от войн, голода, болезней и репрессий Россия потеряла как минимум треть своего населения. Во время гражданской войны, за 4 года (1918–1922) — 13 миллионов. Из них примерно 2 миллиона человек покинули страну, на полях сражений потери красных и белых составили примерно столько же. Жертвами террора стали 1,5 миллиона россиян, около 300 тысяч из них были евреи, убитые во время погромов, проводимых и белыми, и красными. Остальные семь с половиной миллионов мирного населения погибли от болезней и голода. В мае 1922 г., согласно информационной сводке ГПУ, только в Татарстане насчитывалось более 500 тысяч незахороненных трупов, а в ряде уездов имелись случаи людоедства[3].