Читать книгу "И будем живы - Валерий Горбань"

А уж когда эта парочка дуэтом выступать начинала…

Однажды, дома еще, попросила рыбацкая артель, чтобы омоновцы организовали сопровождение с дальнего промысла машин с рыбой и красной икрой. Десятки бочек с драгоценным продуктом, результатом каторжного труда в течение целого сезона — большой соблазн для любителей легкой наживы. Змей на это дело Фрица с Блондином откомандировал. Не специально, так сложилось — остальные бойцы все в разгоне были. Когда благодарные рыбаки пригнали целую машину соленой кеты для своих благодетелей, Змей поинтересовался: как трасса, нормально ли добрались. Водитель, здоровенный матерый таежник, коренной колымчанин, ухмыльнулся и ответил:

— Все отлично. Только у меня живот болит, а напарник до сих пор икает…

— Не понял, а что такое?

— Да разве можно семьсот километров в одной кабине с такими артистами ехать?! Чуть не уморили, черти. Мы их по дороге из машины в машину пересаживали, чтобы они кого-нибудь до полного кондрата не довели.

Иной раз можно было бы и построже спросить с них за вечные фокусы. Но за пределы разумного они обычно не выходили, а без таких людей в нормальном коллективе — просто нельзя. Они, как витамины, могучему телу отряда бодрость и тонус придают. К тому же когда дело до серьезного доходит, меняются мгновенно. И в драке злы и отважны.

Но сегодня они залетели по полной программе. Блондин-то вроде нормально держится, он всегда похитрей был. Конечно же, вряд ли без него этот тихий междусобойчик прошел. И если бы не приятель, проскочил бы и на этот раз: не пойман — не вор. А попал Фриц до смешного просто. Змей собрал отряд, чтобы довести последние установки ГУОШа. Все прошло стандартным порядком. Но на обычное: «Вопросы есть?» — вдруг прозвучало звучно-нетвердое:

— Й-есть!

Вообще-то «вопрос о вопросах» задавался не ради формальности. Всегда лучше уточнить какие-то детали в спокойной обстановке, чем потом пожинать печальные плоды промахов и ошибок. Слишком велика может быть их цена.

Так что в самой попытке задать вопрос ничего необыкновенного не было. А вот явные нарушения в дикции вопрошающего чуткое командирское ухо уловило мгновенно.

Сидящий рядом с Фрицем Фикса, сохраняя нейтральное выражение лица, пихнул приятеля в бок стальным локтем, а кто-то из расположившихся сзади рванул его за ремень, усаживая на место. Но поскольку органы равновесия у потенциального оратора находились не в лучшем состоянии, чем язык, то и результат получился не менее плачевный. Фриц сел мимо табуретки и после сопроводившего его приземление грохота в полной тишине раздалось задумчивое командирское:

— Ну-ну…

Разборки были недолгими. Остальных участников попойки вычислить было совсем не сложно. И вскоре пятерка тихушников, понурив головы, стояла в опустевшей столовой перед суровым трибуналом в лице Змея, его зама по кадрам и командира «отличившегося» взвода. Впрочем, кадровик, по замполитской старой привычке, выступал, скорее, в роли адвоката. У взводного положение тоже было весьма своеобразным: как ни крути, а вина — наполовину его, и самому еще предстоит с командиром объясняться, что за порядок у него в подразделении. А потому в процессе негромкого обсуждения, как же поступить с залетчиками, двое членов революционной тройки уже потихоньку скатывались на реплики типа: «Конечно, сказывается напряжение… Мы поработаем с людьми… На первый раз…»

Змей, не теряя обычного спокойно-ироничного выражения лица, вроде бы и прислушивался к этим словам. Но было в его глазах что-то такое, что никак не давало «подсудимым» расслабиться и вздохнуть с надеждой на благополучный исход.

Но ни они и никто во всем мире не понимал по-настоящему, что творится сейчас в душе командира.

Такой злости и такой гневной беспомощности Змей не испытывал давно. Ему хотелось изо всей дури грохнуть кулаком по столу, схватить хоть одного из этих лопочущих жалкие оправдания здоровяков за грудки и заорать в лицо:

— Да ты хоть понимаешь, гаденыш, что мне наплевать: сколько ты выпил и почему?! Ты понимаешь, что, сделав это втихую, у меня за спиной, ты меня предал не как командира, а как товарища, который рассчитывает на тебя, на твою твердую руку и твой ясный разум?! Но вместо этого, случись беда или начнись бой, — получит пятерку шальных дураков с оружием в руках! Ты понимаешь, что от хи-хи-смешной посадки на табурет рукой подать до неуклюже сорванной на зачистке растяжки или до страшного ЧП с участием доверенного тебе бэтээра? Это я, а не ты видел лицо того командира, который писал рапорт о якобы имевшем место массированном обстреле их блокпоста боевиками и просил транспорт для вывоза двух «двухсотых» домой, на родину? А в это время еще трое его товарищей орали на операционных столах в Северном, проклиная и себя, и одного из погибших, возглавившего их пьяный поход за дровами в нашпигованную минами лесополосу.

Ну что с вами сделать, ну что? Отправить домой, с позором изгнав из отряда? Но это значит не только потерять пять подготовленных бойцов, но и деморализовать остальных. То напряжение, которое начинает проявляться в этих срывах, все равно найдет себе выход. И ты, хоть и видишь дальше этих пацанов, хоть и понимаешь всю нарастающую опасность морального взрыва, ничего не сможешь сделать для того, чтобы оставшиеся поняли тебя и поверили тебе. До тех пор, пока пролетевшая впритирку смерть не хлестанет их ледяной дланью по жизнерадостным и самоуверенным физиономиям. До тех пор, пока они не увидят кровь: свою или тех, кто рядом. И только тогда, в минуту настоящего животного страха, естественной человеческой слабости, для них и начнется настоящая война. И если в этот момент ты — их командир — сумеешь сохранить свою уверенность и твердой рукой провести их по краю этой смертной пропасти, тогда ты обретешь настоящую власть над их душами. И дальше они пойдут за тобой без страха и сомнений. Веря тебе на слово. Признавая твое право распоряжаться их поступками и даже жизнями. И готовые отдать эти жизни за тебя.

Но это право и эту власть еще надо заслужить.

А пока тебе предстоит вернуться с высоты своего предвидения или из бездны своего одиночества и принять решение. Что делать с пятью нормальными парнями, с пятью хорошими бойцами, совершившими глупый, подловатый и смертельно опасный поступок, но в глубине души считающими все происшедшее просто небольшим недоразумением?

— Я отстраняю вас от боевой работы. Не могу доверять людям, которые обманывают меня. И не имею права брать на боевые операции недисциплинированных, ненадежных сотрудников. Пионер, сегодня они отсыпаются и приводят себя в порядок под твоим контролем. С завтрашнего утра все — в распоряжение Мамочки. Кроме них, никого на внутренние наряды, кухонные работы и прочие хозяйственные дела не ставить. Всем все ясно? Свободны!

* * *

Полк ушел рано утром.

Ушла грозная и беспощадная сила, привыкшая отвечать на любой выстрел и любую провокацию всей своей огневой мощью и поэтому быстро отучившая местных мстителей от попыток играть с огнем. Ушли обстрелянные и опытные солдаты, которых уже не провести на дешевых трюках, не запугать шалой стрельбой по бойницам, не заставить бездумно рассаживать боеприпасы и подставлять свой лоб под снайперские пули.