Читать книгу "Пограничники Берии. «Зеленоголовых в плен не брать!» - Владимир Першанин"

Красноармеец в буденовке старого образца перехватил поудобнее винтовку и, словно на учении, умелым выпадом вонзил ее в живот лейтенанту. Затем не спеша поднял пистолет и снял с руки офицера часы. Увидев, что тот еще жив, ударил штыком еще раз.

Двое немцев и оуновец, не зная, куда бежать, забились на узкий уступ над скалой. Внизу бурлила среди россыпи камней речка, широко расстилалась недоступная гористая равнина. Оуновец с тоской огляделся. Ридный край. Прощай!

– Оружие! Бросай винтарь!

– Жрите! Все вы здесь подохнете.

Винтовка с расстрелянной обоймой разлетелась о камень. Вслед за обломками бросился в ущелье молодой украинец. Немцы торопливо тянули вверх руки:

– Плен! Не стрелять.

Одного сгоряча пристрелили. Раздались крики:

– Язык нужен. Брать живьем.

Позже, когда Федор Зимин спрашивал немца, почему не взорвали мост, тот отмалчивался. Зато громко засмеялся захваченный живым контуженый бандеровец, извлеченный из окопа.

– Вас, дураков, здесь стерегли! Сосчитай, сколько ваших внизу гниют. Сотни. Конец жидовской власти!

Обоих подтащили к обрыву и расстреляли, столкнув тела вниз. Старший сержант Лыков, склонившись, наблюдал, как кувыркаются убитые.

– Вот и вы там полежите, – пробормотал он. – Пока карги до мослов не расклюют.

И полюбовался на трофейные часы. Хоть двух пальцев лишился, зато сапоги и часы новые.

* * *

Торопливо хоронили погибших. Одновременно перекусывали. На войне все причудливо смешивается. Военврач Руденко прооперировала нескольких тяжелораненых, взялась за Федора Кондратьева.

– Жить-то буду? – кривился от боли близкий ей человек.

– Еще как.

– Эх, Наташка, думал, не свидимся больше, а обошлось вот.

– Конечно, обошлось. – Поцеловала в щеку и дала команду: – Отнесите к палатке.

– Сам дойду.

Лейтенант с трудом поднялся, сделал шаг, другой, кое-как добрел до тенистого местечка, где ребята постелили ему шинель и тайком сунули фляжку с самогоном.

– Вот на закуску хлеба кусок. Пожуйте, товарищ капитан.

Зимин торопил начальника санчасти.

– Быстрее бы надо. Наши подмоги ждут.

– Идите, если некогда. Только меня не теребите. Давайте сюда парня с глазом.

Оглядела пограничника с девятой заставы, поняла, что глаз надо срочно удалять. Сержант, далеко не трус, дравшийся до конца на участке своей погибшей заставы, взмолился:

– Ради бога, оставьте глаз!

– Нет его, парень. Выбило. Удалим остатки, иначе заражение пойдет.

По щекам сержанта текли слезы.

– У меня ж невеста! Кому я кривой нужен?

– А кому вон тот, без ноги, нужен? Все вы кому-то нужны. И матерям, и невестам.

Парню, пролежавшему в ущелье с раздробленной ногой, стали делать ампутацию. Сказалось переохлаждение и потеря крови. Он умер на операционном столе.

Один за другим отошли еще четверо раненных пулеметными очередями, где в лентах обычные свинцовые пули чередуются с бронебойно-зажигательными (сжигают мясо до костей) и торчат головки смертоносных разрывных пуль. Кроме арийцев, их в той войне никто и не применял.

– Быстрее бы надо, – торопил врачей и санитаров помощник начальника штаба.

На него уже не обращали внимания. Люди готовились к новому бою. Снайпер Грицевич тщательно протирал патроны и складывал их в подсумки. Николай Мальцев закопал в землю свой автомат ППД, завернув его в кусок брезента. Не было больше патронов. Так же поступали и другие владельцы наших автоматов – нечем стрелять.

Вооружались винтовками. Некоторым достались трофейные автоматы, но их было немного. Наконец дали команду двигаться. Старшина Будько внимательно прислушивался.

– Ты что, Яков Павлович? – спросил Кондратьев.

– Кажись, без нас справились, – ответил старшина. – Пушки почти не стреляют, так, пулеметы да винтовки кое-где.

– Справились, – согласился Федор Кондратьев. – Только кто с кем?

В рядах бойцов оживление уступало место тревоге. Пронеслись два «мессершмитта». Выбрали какую-то цель внизу и сбросили полдесятка бомб. Затем застучали авиационные пулеметы. В нескольких местах к небу поднимался густой маслянистый дым. Горели танки.

Глава 9

Бои в окружении

На равнину спустились около пятисот человек. Проклятый мост забрал более ста жизней. Двигались по лесной колее, сплошь раздолбанной колесами машин, повозок, копытами лошадей, солдатскими ботинками.

То в одном, то в другом месте попадались обломки повозок, завязшие в грязи грузовики, трупы красноармейцев. У тех, кто отступал, времени хоронить товарищей не оставалось, лишь кое-где виднелись бугорки, чаще безымянные. На ветках деревьев или у подножья лежали грудами противогазы, каски, и здесь же окровавленные бинты, обрывки нательных рубах, которые пустили на перевязки.

Сумрачной и мрачной была эта лесная колея. Но отделение разведки во главе со старшиной Будько увидело на гравийном проселке зрелище, которое невозможно было представить.

Сплошь изрытая полоса гравия и подходы к дороге представляли собой кладбище техники. Танки разных типов, броневики, грузовые машины, тягачи плотно забили дорогу и обочины к ней. Это был мертвый поток горелого, разбитого металла.

Судя по всему, наша техника уничтожалась прямо на марше. Поодаль, на широком, изрытом колеями и воронками поле, произошло сражение. Танки застыли как попало. Сгоревшие до основания, уткнувшиеся друг в друга, перевернутые.

У многих были сорваны и валялись рядом башни с погнутыми орудиями. Взорвавшийся боезапас смахивал их напрочь, выворачивая массивные опорные плиты, разламывая цилиндры двигателей, лопнувшие тяги, разрывали, как бумагу, броню.

Скрученные гусеницы лоснились отполированными траками. Между звеньями и колесами виднелись куски человеческих тел. Остро пахло гнилью, горелой плотью, резиной, металлом.

Полтора десятка разведчиков невольно держали оружие наготове, рассыпавшись в готовую огрызнуться цепь. Но кругом была лишь смерть во всех ее немыслимых проявлениях. Николай Мальцев вместе с Костей Ореховым остановились возле разбитого легкого танка БТ-7.

Двое танкистов лежали рядом. Комбинезоны вплавились в тело, синюшно-фиолетовые лица широко улыбались.

– Сами сгорели, а зубы почему-то белые, – шепнул Костя Орехов, не решаясь нарушить мертвую тишину.

– Как люди мучились! Заживо ведь сгорели, – сказал Николай.

Знаменитая «тридцатьчетверка», махина по сравнению с легкими БТ и Т-26, застыла с раскрытыми круглыми люками. Мальцев насчитал не меньше пяти-шести пробоин. Танк упорно дрался и тяжело умирал. Земля вокруг была перепахана гусеницами, валялись смятые гильзы. Решетка трансмиссии вспучилась от сильного взрыва и обуглилась от жара сгоревшего мотора.