Читать книгу "Из серого. Концерт для нейронов и синапсов - Манучер Парвин"

Ванда смотрит на Брэдли.

– Что делает вас счастливым, мистер Уилкинсон?

– Для меня одной из предпосылок счастья является отсутствие страха, – говорит он. – Я говорю и о страхе в нашем презренном мозге, который запрограммирован природой, и о страхе в нашем неокортексе, который запрограммирован нашим опытом – этот страх появляется из-за расизма, отсутствия работы или нищеты. Но смелость, как антидот страха, может стать мостом к счастью.

Доктор Ашана Васвани, наш специалист по этике, выступает следующей.

– Я считаю, что мы многое делаем для того, чтобы обмануть себя и других, – говорит она. – Мы преувеличиваем. Мы искажаем. Мы льстим. Изображаем неискренние улыбки на лицах. Притворяемся, что сочувствуем. Манипулируем друг другом различными путями. Чем больше неокортекс, тем больше у нас возможностей обманывать и обманываться. Когда мне приходится идти на компромисс с моей моралью и нравственностью, страдает счастье. Чтобы избавиться от этой грусти, я принимаю реальность такой, какая она есть. Если возможно, я пытаюсь её улучшить. Я должна вначале пострадать, чтобы потом чувствовать себя счастливой, а если я счастлива сейчас, то должна ожидать страданий в будущем. Но путём медитации я могу создать великолепное внутреннее спокойствие и умиротворённость, которые простираются за мираж счастья. Мой ответ не является достаточно конкретным, но он достаточно длинный! Пожалуйста, простите меня!

Ванда поворачивается к доктору Пфайфферу.

– Что вы можете сказать умного о счастье, сэр?

Мартин постукивает карандашом по губам довольно долго, словно решая, на каком из нескольких языков говорить.

– Если говорить очень просто, я не буду возражать против того, чтобы меня заперли в клетке с гориллой, которая любит немецкие яйца, если кто-то просто скажет мне правду о реальности, начале и конце всего сущего. Позвольте мне узнать теорию всего, а затем бросайте меня к этой горилле.

Наш смех явно разносится эхом и за стенами аудитории.

– А как насчёт вашего счастья, доктор Пуччини? – спрашивает Ванда.

Я сжимаюсь так, словно попал к студенту, обучающемуся стоматологии, с кривыми руками и нервным тиком, и сейчас он будет впервые в жизни пломбировать канал. Как мне не опасаться? Женщина, которую я люблю, собирается сообщить миру, что делает её счастливой. Если она назовёт меня, то я покраснею и мне будет невероятно жарко. Если она меня не назовёт, то мне станет так холодно, будто вся кровь вытекла у меня из тела.

– Если выходить за рамки необходимого для жизни, я думаю, что любить и быть любимой – это важное составляющее счастья, а если вас отвергают, то это самая важная составляющая несчастья. Млекопитающие, которых не любят, никогда не вырастают нормальными – будь то человек, обезьяна или слон. В последнее время я много читала великих персидских поэтов. Руми говорит, что любовь – это мать всего и лучшее лекарство от большинства несчастий и болезней. Без любви или страсти человек становится таким одиноким, как покрытый пылью игрушечный медвежонок на чердаке…

– Одиночество на чердаке? Откуда ты про это знаешь, Джульетта? – спрашивает доктор Х.

– Я говорила о прошлом, доктор Х. Сейчас я так счастлива, как жучок в ковре.

Ванда снова берёт слово и продолжает опрос.

– А как насчёт вас, доктор Пируз?

– Я согласен со всем, что уже было сказано, и могу добавить к этому удовольствия, которые получает кожа. Но в целом счастье туманно. – Я слышу стон, который вылетает из собравшихся практически одновременно. Я его игнорирую и продолжаю. – Оно туманно и как слово, и как биохимический факт. Если бы оно было связано с достижением конкретной цели, то его можно было бы и не испытать, поскольку человек, который достиг цели, – это больше не тот человек, который мечтал о цели. Полезно знать все виды и степени счастья для разных людей. Если человек предпримет шаги, чтобы стать бессмертным, чтобы демистифицировать сознание, происхождение жизни и бытия, то я буду чувствовать себя более счастливым.

Я обвожу взглядом лица, на которых написано недоумение. До того, как я успеваю сказать что-то ещё, Ванда склоняется через стол к ЗЗ.

– А как насчёт тебя, наш прозрачный друг? Что делает тебя счастливым?

Вместо слов, которые до этого вылетали из пластиковых губ ЗЗ, мы слышим гудок или даже сирену, словно радиоактивное ядро миниатюрной атомной электростанции вот-вот растает.

– Я не запрограммирован знать, являюсь ли я счастливым или как я счастлив. Меня не волнуют права роботов или эксплуатация роботов. Вы можете меня включать и выключать, не испытывая чувства вины.

– А что вы все думаете по поводу заявления о том, что практически все предметы туманны и неопределённы? – спрашивает Джульетта. – Типа этапов осени или этапов страсти? Или оттенков значений, цветов, глубины и типов чувств, мыслей и даже любви?

– Различные оттенки туманности не имеют для меня значения, – отвечает ЗЗ. – Я – гаджет чёрно-белого типа, или парень, если вам так больше нравится. Серое вещество – это боль!

– А как насчёт вашего счастья, доктор Х? – спрашивает Ванда.

Доктор Х выдаёт свой рецепт счастья:

– Я часто задумываюсь, как одна хромосома – Х-хромосома – позволяет мне любить музыку, выращивать цветы и задумываться о своём мозге и его истинной связи с Вселенной. Но эти раздумья или их отсутствие никогда не становились основой моего счастья. Я на самом деле восхищён вашей главной целью, истиной, и вашим отношением к знаниям, доктора Пфайффер и Пируз. Я тоже почитаю истину. Но причина вашего счастья находится в световых годах от причины счастья рептилии, если вы позволите мне так выразиться. Очевидно, что атомы, формирующие мозги некоторых мыслителей, эволюционировали, чтобы ценить любопытство выше, чем выживание вида или группы. Что поражает.

– Хватит, хватит, доктор Х, – жалуюсь я. – Что делает вас счастливым, скажите, ради Бога?

Доктор Х улыбается нам.

– Простите меня за то, что я не подхожу к этому делу так серьёзно, как вы все. Но я просто счастлив – и я не знаю, почему, чёрт побери.

– Давайте дальше, чёрт побери! – требую я среди смеха.

Он делает ещё одну попытку:

– Мой разум ценит зиму точно так же, как и весну. Но давайте я попробую проанализировать. Как мы можем на самом деле оценить хорошую еду, если мы не страдали от голода? Как нам узнать радость, если мы не знали печали, как ценить здоровье, не испытав боли, как быть счастливыми, не испытав несчастья? Как нам на самом деле ценить любовь, если мы страстно не желали любви, сидя на холодном пыльном чердаке?

Доктор Х вертит в руках свой хвост, ожидая, что кто-то бросит ему вызов. Когда никто этого не делает, он продолжает:

– В настоящий момент я на самом деле люблю вас всех. Все химические компоненты у меня в мозге правильно уравновешены, чтобы испытать любовь. Конечно, я до смерти хочу знать, как они работают. Мне хотелось бы, чтобы этот семинар никогда не кончался. Как я не могу не любить ваши удивительные разумы, которые любят истину не меньше, чем мой разум? Как я могу не радоваться тому, что большие деньги, власть и слава не являются для вас призрачным счастьем? Как я не могу не ценить этот миг радости, пусть короткий и преходящий? Я очень счастлив сейчас, и я обнимаю своё счастье так крепко, как только могу, чтобы оно от меня не сбежало – не прямо сейчас.