Читать книгу "Век чудес - Карен Томпсон Уокер"

— Черт, только этого не хватало, — сказала мама.

Все окна в доме были занавешены черными светоотталкивающими шторами, но немного солнца все равно проникало внутрь, и на кухне воцарилась полутьма. Мы сидели и переживали, как женщины в стародавние времена. Мама зажгла свечи.

Я потерла лицо тыльными сторонами ладоней. Мелкие хлопья обожженной кожи спланировали на пол.

— Не надо, только хуже будет, — остановила меня мама.

Вскоре после отключения электричества начали завывать кошки. Никогда не слышала, чтобы они так волновались. Хлоя мяукала в пустоту, шерсть у нее на холке встала дыбом. Тони, навострив уши, метался по кухне и рычал. Когда я попыталась до него дотронуться, он зашипел.

Потом залаяли соседские собаки. Их вой доносился отовсюду, он нарастал, как морской прибой. Вниз по улице, гремя привязанной к ошейнику цепью, пробежал Большой Дейн. На окрестных фермах бунтовал крупный рогатый скот, лошади перепрыгивали через изгороди загонов.

А люди ничего не чувствовали. Небо оставалось голубым и безмятежным.

Мы попробовали включить радио, но ни на одной частоте ничего не ловилось — из динамиков слышался один треск. Позже мы узнали причину, в ретроспективе выглядевшую очевидной: произошла первая солнечная буря, вызванная сдвигом магнитного поля.

Мама снова попыталась дозвониться до папы, но безрезультатно.

Мяуканье Хлои становилось все печальнее, она выводила одну нескончаемую дрожащую ноту. Мама заперла ее в комнате для гостей и закрыла все окна, чтобы не слышать шума.

Затем она снова набрала папин номер. Включилась переадресация на почтовый ящик.

— Да где же он?

Думаю, она понимала, что отец запаздывает не просто так. Что-то изменилось, и мама это чувствовала.

— Не сажай батарейку, — посоветовала я.

Я видела, что она с трудом сдерживает слезы.

Прошел час, другой. От папы — ни звука. Мама позвонила в больницу. Там его не оказалось.

Она снова набрала его мобильный. Помню, как попискивали кнопки телефона — снова и снова, все настойчивей и настойчивей, словно слабые позывные, не доходящие до исчезнувшей цели.

До начала замедления никто и подумать не мог, что мой отец принадлежит к числу мужчин, которые бросают жену и ребенка. Он никогда ничего не скрывал, занимался своим делом и каждую ночь возвращался домой. Он преодолевал все проблемы и вовремя платил по счетам.

Ученые уделяли много внимания изучению физических проявлений синдрома, но он сопровождался также и тонкими изменениями в психике. По неясным причинам замедление или его эффекты влияли порой на духовный мир человека, нарушая хрупкий баланс между страстями и способностью к их подавлению.

32

А тем временем в пятидесяти километрах от нас разыгралась еще одна драма. И все из-за золотистого ретривера. Хотя, пожалуй, можно сказать, что эта история уходит корнями в прошлое и началась шестьдесят лет назад — в 1961 году. Тогда американцы получили первые инструкции по возведению дворовых бомбоубежищ. В те времена все знали, сколько сантиметров цемента могут защитить человека от радиоактивных осадков.

Но события того дня были связаны, прежде всего, с золотистым ретривером. Как и прочие животные в округе, этот пес испугался солнечной бури. Не сумев побороть страх, он перепрыгнул через ограду своего двора и побежал, куда глаза глядят.

Пес галопом промчался по десяти кварталам — мимо автострад, пней и пластиковых муляжей лужаек. Затем он оказался в новом поселке, который возводился по плану уже в эпоху замедления и стремился выглядеть максимально естественно. Склоны холма пустовали без растений, и из домов беспрепятственно открывался вид на далекий океан. В итоге ретривер поднялся на холм и наткнулся на частную территорию за пределами новостроек. Когда-то этот участок высохшей почвы принадлежал моему дедушке. Хозяева обнаружили своего питомца за дедушкиной поленницей, в тот момент, когда он раскапывал какой-то металлический щит, наполовину утонувший в пыли. Выяснилось, что это потайная дверь, плотно прилегающая к поверхности земли.

Хозяева пса вызвали полицию.

Некоторые утверждают, что самое радостное чувство — это любовь, чистая форма блаженства. Но это не так. Самое радостное чувство — облегчение.

Помню, каким ликующим голосом мама позвала меня с первого этажа.

— Нашелся, нашелся! — восклицала она.

Все наше будущее изменил звук мотора папиной машины на подъездной дорожке.

— Простите, никак не мог дозвониться, — сказал он, размахивая телефоном.

Позже мы узнали, что солнечная буря вызвала сбой сотовой связи. В тот день миллионы отчаянных звонков повисли в пространстве, так и не достигнув абонентов.

— Где ты пропадал? — спросила мама.

Но меня это уже не интересовало. Он вернулся домой, он был с нами. В одну секунду я простила ему все.

Из-за этого я не сразу заметила, какое горе выражалось на его лице. А ведь могла бы вспомнить, что беда всегда приходит неожиданно. Папа задержался в тот день по уважительной причине. Он ездил к дедушке.

За поленницей, где раньше цвели анемоны, лежала плоская, проржавевшая, старая подъемная дверь. Она служила входом в подземное убежище, построенное дедушкой шестьдесят лет назад на случай атомной войны.

Я ничего не знала о бункере. Папа что-то слышал в детстве, но не мог даже вспомнить его точное местоположение во дворе. Как он признавался потом, он не сомневался, что убежище завалило много лет назад. Оказывается, за несколько месяцев до исчезновения дедушка тайно переоборудовал его для защиты от опасностей нового времени.

Оно представляло собой помещение три на четыре метра с тридцатисантиметровыми цементными стенами. Внутри хранились коробки с бутылками воды, горы консервов, два дробовика, радиоприемник, четыре спальника и раскладушки для каждого из нас. Еще там стояли несколько ящиков моих любимых батончиков мюсли с ореховой пастой. В бункере обнаружились многие пропавшие из дома вещи. В углу лежали обувные коробки с фотографиями, драгоценностями и золотыми слитками, которые он упаковывал при мне в столовой. На стене висел двухгодичный календарь. Это убежище предназначалось для пережидания социальных пертурбаций и последующего хаоса, причем для нас четверых. Получается, дедушка и не собирался порывать с жизнью.

На полу валялось содержимое последней дедушкиной ноши: колода карт, старая игра «монополия» и шахматная доска с фигурами. Все лежало на цементном полу рядом с криво упавшей деревянной стремянкой. Согласно полицейскому отчету, здесь же нашли и тело дедушки.

Дед никогда не жаловался на здоровье, но когда я услышала о его смерти, то сразу вспомнила, какой тонкой в последнее время стала его кожа, как часто и легко сочилась сквозь нее кровь.

Я много размышляла о причинах и следствиях, о том, какое место заняло падение стремянки в цепочке событий.